Ярость

— В конце концов военным надоели издевательства, — подхватил звукорежиссер. — Они поставили под ружье резервистов и привели в боевое состояние много старых, но вполне боеспособных единиц тяжелой артиллерии. Подержанные военные вертолеты времен Вьетнамской войны, много лет назад купленные у США, минометы, несколько легких танков. Прошлой ночью войска взяли под контроль подступы к парламенту. И даже тогда Бабур всерьез не забеспокоился.

Оператор показал на серебристый кофр:

— Мы сняли все. Она организовала нам неслыханный для журналистов доступ. Просто неслыханный. Бабур до последнего не верил, что тяжелая артиллерия откроет стрельбу по парламенту, особенно когда там находятся заложники. Он ошибался. Правда, оставалась проблема заложников. Нила справилась и с этим. Сначала оттуда вывезли нас четверых. Потом она организовала еще одну вылазку, специально за вами.

Какое-то время никто ничего не говорил. Страшная правда повисла между ними, словно луч прожектора, который режет глаза. Звукорежиссер молча заплакал.

— Так что же произошло? — в конце концов спросил Малик. — Как можно было уйти и оставить ее там одну? Почему она сама не захотела спастись? Бежать, чтобы быть со мной?

Оператор замотал головой:

— Она не смогла пережить того, что совершила. Она предала его, но не могла позволить себе сбежать. Ей казалось, что это будет выглядеть дезертирством. Сейчас там не осталось ничего живого, артиллерия все сровняла с землей.

Но ведь она не солдат! О, господи! Господи, она же журналистка. Почему? Ведь она же знала, что так будет? Зачем ей нужно было переступать эту чертову черту?

Звукорежиссер обнял Соланку за плечи:

— Ей пришлось это сделать. Весь план не сработал бы, если бы она не находилось все это время рядом с Бабуром.

— Она отвлекла его, усыпила бдительность, — устало добавил оператор.

Вот они и прозвучали, самые страшные слова. Отвлечь его? Как? Что это значит? Почему его не мог отвлечь кто-нибудь другой?

— Вы знаете как и знаете, почему это не мог быть никто, кроме нее.

Соланка закрыл глаза.

— Она просила передать вам это, — продолжал оператор.

Верные освобожденному президенту Голбасто Гуэ военные, используя вертолеты и тяжелую артиллерию, пошли на штурм лилипутского парламента, оставляя в его стенах зияющие дыры. Сверху сыпались сбрасываемые штурмовиками бомбы. Все вокруг рушилось, взрывалось, горело. Черный дым и клубы цементной пыли взмывали к небесам. Три тысячи резервистов и автоматчиков ворвались в комплекс. Им было приказано никого не оставлять в живых. Завтра весь мир осудит варварскую жестокость этой военной операции, но это будет завтра. А где-то среди этих руин лежат мужчина в маске, повторяющей лицо Соланки, и женщина с непокрытым лицом. Даже красоте Нилы Махендры не под силу изменить траектории снарядов. С неба одна за одной, словно акулы-убийцы, ныряют вниз бомбы. «Иди ко мне, — шепчет она Бабуру, — я убила свои надежды, теперь — очередь за тобой. Иди ко мне. Я хочу видеть, как ты умираешь».

Малик Соланка открыл глаза и прочитал вложенную в его руку оператором записку. «Профессор-сахиб, я знаю ответ на Ваш вопрос». Вот они, последние слова Нилы: «И все-таки она вертится. Земля вращается вокруг Солнца».

18

Издалека голова мальчугана все еще казалась золотистой, хотя под светлыми волосами уже проступала темная поросль. Свой четвертый день рождения он встретит почти темноволосым. В парке сияло солнце, и Асман вовсю крутил педали трехколесного велосипеда, несясь под уклон по тропинке среди цветущей, весенней Хампстедской пустоши. «Посмотрите на меня! — кричал он. — Как хорошо я качусь! Я могу ехать очень быстро!» Он вырос, выговаривал слова намного отчетливее, но был по-прежнему, словно плащом, окутан самой прекрасной из аур — сияющей аурой детства. За ним, едва поспевая, бежала мать, ее длинные волосы были убраны под широкополую соломенную шляпу. Стоял прекрасный апрельский день, он сверкал и сиял, несмотря на свирепствующую в Великобритании эпидемию ящура. Недавно избранное большинством голосов правительство не пользовалось популярностью, и премьер-министра Тони Озимандию этот парадокс приводил в полное недоумение: «Как это вы нас не любите? Люди, но ведь это же мы! Те, которые самые-самые! Послушайте, люди, это же я! Люди!» Малик Соланка — странник, прибывший из древних земель, смотрел на сына из засады, прячась за стволами вековых дубов. Он не пошевелился, когда гулявший поблизости черный лабрадор решил его обнюхать. Удостоверившись, что Соланка не годится для ее целей, собака убежала прочь. Пес был прав. Соланка чувствовал себя мало на что пригодным. Я Озимандия, я царь царей. Все рушится…