Ярость

Он смотрел, как кузен втягивает дым и задерживает его в легких, ожидая реакции. Когда Джон брал свернутую сигарету, у него на верхней губе выступил пот. Он в большей степени переживал, чтобы не выглядеть глупо в глазах кузена, чем боялся того, что делает что-то незаконное.

Джону понравилось облегчение, которое наступило после выкуренного косяка, и то, как это отодвинуло на задний план все проблемы. Его больше не заботило, что отец считает сына полным придурком, а мать постоянно им недовольна. После хорошей затяжки марихуаны Джона больше не доставало превосходство сестры Джойс, которая пошла по стопам отца, и под кайфом ему даже больше нравилось находиться в кругу семьи.

Когда родители наконец поняли, что происходит, они во всем обвинили вечную причину всех бед — плохую компанию. Чего они никак не могли уразуметь, так этого того, что Джон Шелли сам был плохой компанией. За несколько недель он превратился из неловкого недоумка в довольного любителя травки, и ему нравилось внимание, которое принесла эта новая трансформация. Благодаря Вуди он стал парнем, у которого есть свой запас наркотиков. Он знал, где собираются крутые вечеринки, где всегда рады несовершеннолетним школьникам, если они приводят с собой хорошеньких девчонок. К пятнадцати годам он уже продавал своим новым друзьям пакетики с травой. На очередном сборище их братства Вуди дал ему первую дозу кокаина, И после этого дороги назад уже не было.

К семнадцати годам он уже был осужден за убийство.

Насколько Джон мог припомнить, Мэри Элис Финни была его единственной подругой, не принадлежавшей к этой компании. Их матери договорились по очереди возить детей в школу, сменяясь через неделю. А дети сидели на заднем сиденье, хихикали по поводу всякой ерунды и играли в разные глупые игры, которыми обычно занимаются, чтобы скоротать время. В начальной школе они были примерно на одном уровне. Это были умные детки, у которых были все возможности. При переходе в младшую среднюю школу все изменилось. Дядя Барри умер. А Джон стал лидером плохой компании.

— Ты очень изменился, — сказала Мэри Элис, когда он однажды встретил ее на углу перед раздевалкой для девочек. Она крепко прижимала к груди учебники, прикрывая футболку с фотографией группы «Полис», словно чувствуя, что нуждается в защите от него. — И не могу сказать, что мне нравится человек, которым ты решил стать.

Решил стать… Как будто у него был какой-то выбор. Он не выбирал себе такого толстокожего папашу и такую рассеянную мать, которые практически заново изобрели для себя розовые очки. Он не выбирал Джойс, свою идеальную сестричку, эту стерву, которая так высоко установила собственную планку, что все, на что Джон мог надеяться, — это когда-нибудь в будущем встать на цыпочки, чтобы кое-как дотянуться до этой планки, не говоря уже о том, чтобы преодолеть ее.

Неужели он мог такое выбрать? Да у него не было ни единого шанса.

— Да пошла ты знаешь куда! — сказал он тогда Мэри Элис.

— Размечтался, — фыркнула она и, отбросив назад волосы, развернулась на каблуках, оставив его стоять посреди коридора, как полного идиота.

В тот вечер он внимательно рассмотрел себя в зеркале: длинные засаленные волосы, темные круги под глазами, угри на щеках и на лбу. Его тело еще не могло освоиться с громадными руками и ногами. Даже одеваясь в церковь, он выглядел худющим мальчишкой, которого поставили на картонный ящик. В школе он был изгоем, у него не осталось друзей, и в период активного полового созревания, наступившего к пятнадцати годам, весь его сексуальный опыт сводился к использованию принадлежащего сестре лосьона для рук «Йергенс» и богатому юношескому воображению. Глядя на себя в зеркало, Джон проникся всем этим, а потом помчался под навес на заднем дворе и так нанюхался кокаина, что ему стало плохо.

С этого дня Джон возненавидел Мэри Элис. Все плохое в его жизни стало ее личной виной. Он распускал о ней сплетни. Отпускал всякие шуточки в ее адрес, причем так, чтобы она слышала и знала, насколько он ее презирает. Когда она выводила девочек из группы поддержки на паркет спортивного зала, он засыпал ее обидными выкриками. Иногда по ночам он лежал без сна и думал о ней, ненавидел ее, а потом рука его сама собой сползала с живота и залазила в трусы. Он вспоминал, как видел ее в школе сегодня, представлял, как она улыбается другим, когда идет по коридору, рисовал в воображении ее плотно облегающий свитер — и кончал.

— Джон? — У его матери было какое-то шестое чувство, и она почти всегда стучала в дверь, когда он мастурбировал. — Нам нужно поговорить.