Ярость

В больнице ему придется назваться. Неужели в нем узнают деятеля колонии прежних лет? Кто-нибудь может узнать. Снимок его глазного дна сохранился в архиве, а, может, и другие данные. Средний человек, увидев Сэма и заметив в нем что-то знакомое, может отнести это за счет случайного совпадения. Но в больнице он будет находиться под более тщательным наблюдением. Слишком тщательным, чтобы пытаться сохранить внешность восьмидесятилетнего старика. Это ясно.

Неожиданно Сэму пришло в голову, что может существовать человек очень похожий на него, и в то же время соответствующий по возрасту. Его собственный сын.

Правда, у него нет сыновей. Но он мог бы их иметь. И все знают, что приземистый плебей не может быть бессмертен. Значит, объяснится и его молодой вид. Он сможет сохранить свою драгоценную тайну и с минимальной маскировкой выдать себя за сына Сэма Рида.

Имя? Из глубины своего всепоглощающего чтения, занявшего в свое время годы, теперь казавшиеся ему часом, он извлек воспоминание о пророке Самуиле, старшего сына которого звали Джоэль.

Хорошее имя. Не хуже других. Итак, он Джоэль Рид.

Два часа спустя он стоял в приемной больницы, окаменевший от удивления, способный только смотреть, а в мозгу шла напряженная работа. Неожиданность была слишком велика. Он мог лишь стоять, тупо повторяя:

— Что? Что вы сказали?

Молодой человек за столом нетерпеливо повторил:

— Мы выписали вас сегодня утром, как вылечившегося.

Сэм открыл рот и снова закрыл. Ни звука не вырвалось оттуда.

Молодой человек задумчиво рассматривал его.

— Амнезия? — предположил он, — Вряд ли, но… хотите повидаться с врачами?

Сэм кивнул.

— Шесть недель назад, — спокойно объяснили ему, — вас доставил сюда человек, назвавшийся Эвансом. Он не оставил своего адреса, сказал, что он приезжий и остановился в одном из отелей. Можете попытаться отыскать его. Плата за лечение была перечислена до вашего появления анонимно. В момент поступления к нам вы находились в хорошем физическом состоянии. — Врач просмотрел лежавшие перед ним записи. — По-видимому, к вам уже применяли соответствующее лечение в период вашего сна. Сегодня утром вас выписали. Вы казались совершенно нормальным. За вами явился человек — другой, хотя он назвал то же имя. Вот и все, что я могу сказать вам, мистер Рид.

— Но, — Сэм задумчиво потер лоб, — почему я забыл? Что это значит? Я…

— К несчастью, на подпольном рынке существует немало средств, вызывающих амнезию, — сказал врач. — Но вы вышли отсюда в хорошем костюме, с сотней кредитов в кармане. Очнулись вы с ними?

— Нет, я…

— Вероятно, вас ограбили.

— Да, я… Конечно, так оно и было.

Сэм думал о том, как много существует возможностей, чтобы лишить человека сознания — горсть пыли в лицо в каком-нибудь переулке, удар по голове.

Грабители редко заботятся о том, чтобы переодеть жертву в собственные лохмотья, но, за исключением этого, вся история была довольно правдоподобна.

Если не считать того человека, который ждал его пробуждения.

Он встал, все еще ошеломленный.

— Если бы вы дали мне адрес, названный человеком Эванса…

…Он стоял на узкой ленте пути, уносящей его из больницы. Адрес никуда не приведет — он знал это. Тот, кто организовал всю эту цепь чудес, должен был тщательно замести свои следы.

Кто-то кормил его сорок лет, пока он находился под действием сонного порошка. Захария Харкер знал многое. Сигнал подала Кедра Уолтон, но за ней стоял Захария.

Голос Иакова, но рука Исаака.

Неужели Харкер следил за ним сорок лет?

Или Кедра? Кто-то, по словам доктора из больницы, выполнил это дело хорошо. Кто-то заплатил за его окончательное излечение и — ограбил и раздел. Так что, очнувшись, он имеет столько же, сколько имел, когда родился.

Даже меньше — у него было наследство. Впрочем, этого права его окончательно и не лишили. И Сэм с неожиданным приливом гордости осознал, что если бы существовал Джоэль Рид, он стоял бы около отца на длинных стройных ногах, прекрасный и элегантный, как сам Захария — бессмертный не только по праву рождения, но и по внешности.

Он испытывал почти болезненное ощущение, думая о раскинувшихся перед ним годах. Но, вспомнив о Слайдере, он подумал о нем с новой временной перспективой, которая казалось почти пугающей. Подобное отношение он мог испытывать к кошке или собаке. Отныне у него всегда будет сознание кратковременности жизни обычного человека.

Неудивительно, что семьи образовали тесный союз. К кому можно испытывать чувство дружбы и любви без примеси жалости? Только к равному. Это древняя пропасть между богами и людьми.

Впрочем, текущих проблем это не решало. Его здесь терпят благодаря кому-то. Но кому? Если бы он только смог схватить за горло человека, ждавшего его пробуждения! Кто-то намеренно излечил его, вырвал из забвения и выпустил в лохмотьях, без единого пенни… Зачем? Чтобы проследить за тем, что он будет делать? Так мог бы поступить бог.

Захария? Он беспомощно оглядел толпы людей, заполняющих пути. Неужели за безразличием одного из них скрывается интерес к его поведению? Или неизвестный соглядатай устал и отпустил его на свободу?