Ярость

Рот Синтии был приоткрыт. Из него текла кровь, тоненькой струйкой медленно спускаясь по шее и напоминая Майклу слабую течь в водопроводном кране. Ее красивое лицо было изуродовано глубоким порезом в области виска. Пустые зеленые глаза уставились в небо. Локоны прилипли к щекам, и он попытался наклониться, чтобы поправить их, но Трент не дал ему этого сделать.

Майкл чувствовал, как горячие слезы жгут глаза. Кто-то должен прикрыть ее. Она не должна лежать вот так, открытой для всеобщего обозрения.

Медэксперт склонился над ней и заглянул в приоткрытый рот.

— Языка нет, — сказал он.

— Господи, — прошептал кто-то из копов, — совсем еще ребенок!

Майкл сглотнул, чувствуя, как горе буквально душит его.

— Пятнадцать лет, — выдавил он. День рождения у нее был на прошлой неделе. Он еще подарил ей плюшевого жирафа. — Ей пятнадцать.

Часть 2

Глава 7

2 октября 2005 года

Джон Шелли очень хотел телевизор. Последние два месяца он ходил на эту дерьмовую работу, ни разу не опоздал, каждый день уходил последним и скрупулезно выполнял любые задания, которые давал ему босс. Для него это было даже не вопросом желания — он просто заслужил телевизор! Не нужно никаких наворотов, требования самые простые: цветное изображение, дистанционное управление и антенна, которая бы принимала игры университетской футбольной лиги.

Он хотел смотреть, как играют его команды, хотел сжимать в руке пульт дистанционного управления, и, если вдруг Джорджия играет плохо, — что очень даже вероятно! — иметь возможность переключить канал, чтобы полюбоваться тем, как надирают Флориду. Он хотел видеть эти убогие шоу, заполняющие перерыв, слушать тупых комментаторов, хотел посмотреть игру университета Тулейна против Южного Миссисипи, политехников из Техаса — против Луизианского университета, команды этих придурков из Армии — против ВМФ. Близился День благодарения, и он мечтал, как станет свидетелем разгула «матчей футбольной чаши», после чего переключится на игры фаворитов — «Патриотов», «Рейдеров», «Орлов», — постепенно подходя к волшебному моменту в феврале, когда сядет в своей долбаной комнатке, в этом долбаном клоповнике, и будет с громадным удовольствием первый раз в жизни в полном одиночестве смотреть матчи за Суперкубок.[2]

В течение последних двух месяцев, шесть дней в неделю проезжая по Атланте мимо Центра «Все на прокат», он с тоской вглядывался в окно автобуса. Реклама на витринах гласила: «Ваша работа — гарантия вашего кредита», но дальше, под звездочкой — такой крохотной, что ее можно было принять за раздавленного жука, — следовала приписка, которая все это перечеркивала. Слава богу, он так нервничал в первый раз, что не ринулся сразу же в магазин и не выставил себя полным идиотом. Когда Джон остановился перед парадным входом, сердце у него в груди бешено тряслось, как пес, мучительно пытающийся выкакать персиковую косточку, но тут он заметил этот текст на плакате, набранный мелким шрифтом. Там четко было написано: «Два месяца». Вы должны проработать на одном месте не менее двух месяцев, прежде чем вам окажут честь, предоставив возможность в течение пятидесяти двух недель платить по двадцать долларов за телевизор, который в нормальном магазине стоит в розницу триста баксов.

Но Джон и не был нормальным человеком. Несмотря на короткую стрижку, тщательное бритье и отглаженные твидовые брюки, окружающие неизменно чувствовали в нем это отличие от других. Даже на его работе, на мойке автомобилей, где большинство приходящего народу показывалось только для того, чтобы протереть автомобиль или пропылесосить крошки с заднего сиденья своего джипа, и то от него держались подальше.

И вот теперь, спустя два месяца, Джон сидел на краю стула, изо всех сил пытаясь не раскачивать нервно дергающейся ногой, и ждал свой телевизор. Прыщавый подросток, встретивший его в дверях, явно не торопился. Он взял заявление Джона и ушел в заднее помещение уже минут двадцать назад. Заявление. Это еще одна вещь, о которой они не упомянули на своем плакате. Домашний адрес, дата рождения, номер социального страхования, место работы — там не указывался разве что размер нижнего белья.

В воскресенье после обеда в прокатном центре Атланты было шумно. Все телевизоры были включены, со стен, сплошь уставленных светящимися экранами, мелькали разные сюжеты, слышалось смешанное жужжание передач о природе, новостных каналов и программ типа «сделай сам». Этот шум раздражал его. Через громадные — от пола до потолка — окна в комнату лилось слишком много света. Телевизионные экраны горели слишком ярко.

Джон поерзал на стуле, чувствуя, как по спине скатилась капля пота. Часов на руке он не носил, но зато большие часы висели на стене. Это было упущением того, кто занимался планировкой магазина, поскольку устройство это служило исключительно для того, чтобы напоминать людям, как они застряли здесь в ожидании того, что какой-то вчерашний школьник выйдет сообщить удачливому клиенту, что тот удостоен величайшей чести заплатить пять сотен баксов за DVD-плеер «Симзитцу».