Ярость

Джон не мог ответить на этот вопрос. Сейчас было несколько других напряженных моментов, требующих всего его внимания.

Она открыла пакетик.

Он пришел в себя.

— Не делай этого!

— Почему? Ты же делаешь.

— Я неудачник, — сказал он. — Ты сама мне об этом говорила.

Позади раздался какой-то шорох, и они обернулись.

— Кошка, — предположила Мэри Элис. — Пойдем.

Она взяла его за руку, и Джон позволил увести себя по улице по направлению к дому Финни. Когда она провела его через задний двор, Джон совсем притих. Он знал, что ее спальня находится на первом этаже, но не ожидал, что она откроет окно и залезет через него.

— Что ты делаешь?

— Тс…

Позади хрустнула ветка. Он снова оглянулся, но, сколько ни вглядывался, видел только темные тени.

Мэри Элис сказала:

— Давай.

Он взобрался на подоконник и замер там, прошептав:

— Твоя мама убьет меня, если найдет здесь.

— Мне все равно, — прошептала она в ответ и включила ночник в форме белой кошечки из японского мультика «Привет, киска».

— Ты спишь с включенным ночником?

Она игриво шлепнула его по плечу.

— Просто залазь.

Джон мягко спрыгнул. Ее кровать стояла прямо под окном, и теперь они сидели на ней. Надо же — кровать Мэри Элис! Он почувствовал, как эрекция мстительно нарастает.

Если Мэри Элис и заметила это, она ничего не сказала.

— Покажи мне, как это делается, — попросила она, протягивая ему пакетик с кокаином.

— Я не собираюсь этого делать.

— Я уверена, что хочу этого.

И он сделал это. Боже, он это сделал! Он готов был на все, лишь бы перешагнуть через собственный идиотский комплекс и поцеловать ее.

— Покажи мне, — повторила она.

Он развязал пакетик и пальцем поддел немного порошка.

— Это нужно нюхать, — сказал он. — Вот так.

Джон закашлялся и едва не подавился, когда порошок ударил в горло. Вкус был горький, металлический. Он пытался собрать слюну, чтобы проглотить его, но во рту было слишком сухо. Сердце вытворяло какие-то странные вещи: оно как будто оборвалось, а потом ему показалось, что в него воткнули нож.

Мэри Элис выглядела напуганной.

— Ты что…

Кокс ударил ему в голову. Две секунды — и все, он был в таком состоянии, что не мог открыть глаза. Он увидел звезды — настоящие звезды! — и упал вперед, прямо на Мэри Элис. Она положила руки Джону на лицо, чтобы остановить его, а он приподнял подбородок, и губы их встретились.

Следующее, что он мог вспомнить, — это пробуждение с такой головной болью, какой у него не было никогда в жизни. Он чувствовал стреляющую боль в груди, ему было холодно, хотя тело обливалось потом. Когда он поворачивался на бок, кожа, казалась, прилипала к простыням. Он еще подумал, что мать убьет его за то, что он намочил постель, и тут почувствовал рядом с собой чье-то тело.

Мэри Элис была абсолютно голая. Ее шея была свернута в сторону, рот открыт и заполнен кровью. Он увидел синяки на ее руках и по всему телу. Волосы на лобке были вырваны клочьями, а маленькая грудь испещрена следами от укусов.

Джон был слишком ошеломлен, чтобы издавать какие-то звуки. Он задыхался, мочевой пузырь рвался освободиться от своего содержимого, когда он отталкивал от себя ее тело. Позади него находилось открытое окно. Он потянулся вверх, но пальцы соскользнули по раме. Кровь! Его руки были в крови.

Он пролежал в ней всю ночь, и одежда пропиталась ею, словно губка.

Он услышал какой-то шум — хуф-хуф-хуф! — но этот шум исходил от него самого. Ее лицо… Он не мог оторвать глаз от ее лица. Столько крови! Мочевой пузырь расслабился, и горячая жидкость хлынула по ногам.

Нужно было выбираться отсюда. Он должен уйти.

Джон прижался к стене и, отталкиваясь ногами, поднялся на подоконник. Он вывалился через открытое окно и упал во внутренний двор на спину. Падение, казалось, выбило весь воздух из легких, и он закашлялся.

Он посмотрел на небо. Утро еще не наступило, солнце едва начало окрашивать силуэты деревьев в серый цвет на фоне черного неба. Ноги его дрожали, но ему удалось встать. Брюки прилипли к бедрам, а окровавленная рубашка в том месте на спине, которым он всю ночь прижимался к Мэри Элис, казалась ему второй кожей.

Джон побежал, и сердце билось где-то у него в горле.

Он должен убираться отсюда.

Он должен попасть домой.