Ярость

Шаса мрачно улыбнулся, когда Манфред умолк и сел под одобрительный рев своей стороны зала. Депутаты размахивали листками с повесткой дня, премьер-министр наклонился и потрепал Манфреда по плечу; с задних скамей ему передавали десяток поздравительных записок.

Шаса воспользовался этой возможностью, чтобы извиниться перед тестем.

– Сегодня я вам больше не понадоблюсь, но если буду нужен, вы знаете, где меня найти.

Он встал, поклонился спикеру и как можно незаметнее направился к выходу. Однако Шаса – шесть футов один дюйм роста, черная повязка через глаз, темные вьющиеся волосы, красивое лицо – привлек множество задумчивых взглядов молодых женщин на галерее и враждебных – с правительственных скамей.

Когда Шаса проходил мимо, Манфред Деларей оторвался от записки, которую читал, и мужчины обменялись напряженным загадочным взглядом. Затем Шаса вышел из зала, снял пиджак, набросил его на плечо и, улыбнувшись дежурному, вышел на солнце.

У Шасы не было кабинета в парламенте, потому что до «Сантэн-хауса» – семиэтажной штаб-квартиры «Горно-финансовой компании» – было всего две минуты ходьбы через парк. Проходя под дубами, Шаса мысленно сменил цилиндр политика на фетровую шляпу предпринимателя. Жизнь его делилась на две части, и он научился сосредоточиваться на каждой по очереди, не позволяя себе разбрасываться.

К тому времени как он пересек улицу перед собором Святого Георгия и вошел во вращающиеся двери «Сантэн-хауса», он уже думал о финансах и добыче ископаемых, перебирал цифры и возможности, взвешивал отчеты и факты, сопоставляя их с подсказаками собственного чутья, и наслаждался игрой в деньги точно так же, как парламентскими ритуалами и конфронтациями.

В вестибюле с мраморными столами и колоннами две хорошенькие девушки за стойкой дежурных расплылись в радостных улыбках.

– Добрый день, мистер Кортни, – хором сказали они, и, проходя к лифту, он одарил их испепеляющей улыбкой. Его реакция была подсознательной: он любил, когда его окружали красивые женщины, хотя никогда не касался тех, кто на него работал. Это было бы кровосмешение, это было бы неспортивно, все равно что подстрелить сидящую птицу: ведь они были не в состоянии сопротивляться ему. Тем не менее, когда двери лифта за ним закрылись, девушки за столом дружно вздохнули и закатили глаза.

Джанет, его секретарша, услышала лифт и, когда дверь раскрылась, уже ждала. Она больше соответствовала вкусу Шасы – зрелая, уравновешенная, ухоженная, деловитая, однако, хотя она не пыталась скрывать свое восхищение, правила, которые Шаса сам себе установил, действовали и в этом случае.

– Что у нас, Джанет? – спросил он, и, следуя за ним из прихожей в его кабинет, она зачитала список его встреч на вторую половину дня.

Шаса вначале подошел к телетайпу в углу и пропустил сквозь пальцы ленту с ценами. Англичане упали на два шиллинга, пожалуй, пора покупать снова.

– Позвоните Аллену и отложите встречу. Я пока не готов, – сказал он Джанет и прошел за свой стол. – Дайте мне пятнадцать минут, потом соедините по телефону с Дэвидом Абрахамсом.

Она вышла, а Шаса принялся просматривать груду телексов и срочных сообщений, которые секретарь оставила на его столе. Он работал быстро, не отвлекаясь на великолепный вид Столовой горы за окном на противоположной стене, и, когда пятнадцать минут спустя зазвонил телефон, был готов к разговору.

– Привет, Дэвид, что происходит в Йохбурге?

Вопрос был риторический: Шаса и так знал, что происходит и что он собирается предпринять. Среди документов на его столе лежали ежедневные отчеты и оценки; тем не менее он внимательно выслушал Дэвида.

Дэвида, управляющего директора финансовой группы, Шаса знал с университетских дней. Дэвид был самым близким ему человеком – за исключением Сантэн, конечно.

Хотя шахта Х’ани к северу от Виндхука по-прежнему оставалась основой процветания компании, чем была все тридцать два года с тех пор, как ее открыла Сантэн Кортни, компания под руководством Шасы расширилась и всесторонне развилась, так что ему пришлось перенести головную контору из Виндхука в Йоханнесбург. Перемещение в Йоханнесбург, коммерческий центр страны, было неизбежно, но это при всем при том был мрачный, бессердечный, непривлекательный город. Сантэн Кортни-Малкомс отказалась переезжать туда с прекрасного мыса Доброй Надежды, поэтому финансовый и административный центр компании оставался в Кейптауне. Получалось неудобное и дорогостоящее дублирование, но Сантэн всегда поступала по-своему. Более того, Шасе так было удобнее оставаться вблизи парламента; он любил Кейптаун не меньше матери и не пытался переубедить ее.

Шаса минут десять говорил с Дэвидом, потом сказал:

– Хорошо, по телефону этого не решить. Я прилечу.

– Когда?

– Завтра во второй половине дня. У Шона в десять утра регби, матч. Не могу пропустить. Я ему обещал.

Дэвид несколько мгновений молчал, сравнивая относительное значение спортивных достижений школьника с возможным вложением десяти с лишним миллионов фунтов в развитие новых золотоносных территорий компании в Свободной Оранжевой республике.