Ярость

Сэм опасался ее. Но если нужно вырвать крапиву, то нечего бояться обжечь руки. Он никогда не уклонялся от опасности и не собирался насиловать себя и стараться не думать об этом бархатистом создании. Нужно выкинуть ее из головы? Значит, она сама должна ему надоесть. Причем чем скорее, тем лучше.

Росейз задумчиво ущипнула струну своей изящной лиры:

— Я слышала сегодня утром… Будто ты разругался с Джимом Шеффилдом. Это правда, Сэм?

Сэм холодно ответил:

— Я, кажется, задал тебе вопрос.

— Я тоже.

— Ладно. Это правда. Я выделю тебе долю в своем завещании, если Джим достанет меня первым. Это тебя устроит?

Она покраснела и с такой силой дернула струну, что та расплылась гудящей полоской.

— Ты можешь схлопотать пощечину, Сэм Рид. Ты знаешь, я ведь сама могу зарабатывать себе на жизнь.

Он вздохнул. Эго было действительно так и, конечно, осложняло дело. Росейз очень популярная певица. Если она и примет его предложение, то не из-за денег. Это делало ее еще опаснее.

Медленная музыка, сопровождавшая вращение комнаты, смолкла. Резко ударил гонг, и ленты плавающего по комнате разноцветного тумана всколыхнулись. Росейз встала и поправила висевшую у бедра лиру.

— Мой выход. Я подумаю, Сэм. Подожди немного, вдруг окажется, что я не очень-то тебе подхожу.

— Я знаю, что не подходишь. Отправляйся петь. Я зайду к тебе после праздника, но не за ответом. Ответ, я знаю. Ты придешь.

Она рассмеялась и пошла прочь, перебирая струны и напевая вполголоса. Сэм остался сидеть, наблюдая, как поворачиваются головы и светлеют лица ей вслед.

Песня еще не кончилась, когда он встал и вышел из вращающейся комнаты, слыша за спиной негромкий бархатный голос, оплакивающий печальную судьбу бедной Дженевьевы. Певица плавно скользила вверх и вниз по бемолям старинной мелодии, придающим балладе ее жалобное минорное звучание.

«О, Дженевьева, милая Дженни, минует месяц, минует год…», — причитала Росейз, глядя на удаляющуюся широкую спицу Сэма, обтянутую красным бархатом. Закончив петь, она быстро прошла в свою уборную и по каналу видеосвязи вызвала Шеффилда.

— Джим, — быстро сказала она, как только хмурое недовольное лицо появилось на экране, — я сейчас говорила с Сэмом и…

Если бы Сэм мог это слышать, то, наверное, убил бы ее прямо тогда. Но он, конечно, не слышал. В ту минуту, когда начинался этот разговор, он неторопливо шел навстречу той самой случайности, которая перевернула всю его жизнь.

Этой случайностью стала встреча с другой женщиной — женщиной в синем. Медленно проплывая мимо на движущемся тротуаре, она подняла руку и накинула прозрачный шлейф своего платья на голову наподобие вуали. И цвет, и движение чем-то поразили Сэма, и он остановился так резко, что на него наткнулись сразу несколько человек. Один из них сердито повернулся к нему, явно собираясь затеять ссору. Однако, получше разглядев каменное лицо с выступающими челюстями и глубокими волевыми складками, расходящимися к уголкам рта, решил, что повод для конфликта явно недостаточный, и отказался от своей мысли.

Образ Росейз был еще слишком ярок в душе Сэма, и поэтому он посмотрел на женщину с меньшим интересом, чем если бы это случилось несколькими днями раньше. В глубине его памяти шевельнулось давно забытое воспоминание, и он неподвижно застыл, не сводя с нее глаз. Ветерок, сопровождавший движение тротуара, колыхал наброшенную на лицо женщины вуаль так, что легкие тени пробегали по ее глазам. Синие глаза и синие тени от синей вуали. Она была очень красива.

Сэм отмахнулся от очередной ленты розового карнавального тумана, на мгновение замешкался, что было ему вовсе не свойственно, потом решительным жестом поправил свой золоченый пояс и двинулся вперед, ступая легко и широко. Он не знал, почему лицо и фиолетово-синее платье незнакомки вызвали в нем такое беспокойство. Слишком много событий отделяли его от того давнего карнавала, когда он увидел ее в первый раз.

Считалось, что во время праздника все были равны, независимо от положения в обществе. Но Сэм заговорил бы с ней и в любой другой день. Он прошел по направлению движения улицы и встал перед женщиной, без тени улыбки глядя в ее лицо. Бели бы они стояли на одном уровне, она все равно была бы выше его. Она была очень стройна и элегантна. Ее лицо выражало ту изящную утомленность, которая была нынче в большой моде. Сэм не мог знать, что как раз она и изобрела этот стиль и что ее изящество и утомленность были естественными, а не напускными.

Синяя мантия плотно окутывала длинное облегающее золотистое платье, сверкавшее через полупрозрачную ткань. Ее волосы напоминали водопад, низвергающийся двумя потоками вокруг узкого лица. На макушке они были перехвачены золотым обручем и ниспадали сквозь него до самой талии.

В ушах, проколотых с нарочитой грубостью, висели золотые колокольчики. Это был последний крик моды, подражавшей первобытному жизнелюбию. В следующем сезоне можно было ожидать появления золотого кольца в носу, но и с кольцом в носу незнакомка повернулась бы к Сэму с такой же элегантной надменностью.