Ярость Антея

Мальчик обреченно вздыхает, закрывает свое виртуальное портфолио, берет планшет и, спрыгнув с кресла, без пререканий плетется к Ольге. На пороге Эдик оборачивается и смотрит на меня. Надо полагать, это и есть прощание. А может, и не только. Во взгляде ребенка присутствует все та же взрослая многозначительность, которая уже не раз повергала меня сегодня в смятение. Обрети вдруг Эдик в этот миг дар речи, и я почти уверен, что первым его вопросом будет: «Надеюсь, дядя Тихон, вы поняли то, что увидели в моем альбоме?» И что бы, интересно, я ему ответил? Извини, малыш, но лучше бы тебе вернуться и растолковать свои намеки популярно, потому что язык художественной аллегории я понимать категорически отказываюсь?

Я подмигиваю и ободряюще киваю мальчику. Тот угрюмо опускает взор под ноги и скрывается в темном коридоре. Кажется, мой молчаливый ответ художника разочаровал. Не это он хотел сейчас увидеть, явно не это. Ну что ж поделать, если я такой непонятливый. Вот были бы у меня свои дети и воспитательный опыт, тогда, не исключено, мы быстро достигли бы с Эдиком взаимопонимания, но увы… А, впрочем, сомневаюсь, что при общении с ним от того опыта вообще был бы прок. Какой подход нужен к воспитаннику, если воспитатель ощущает себя глупее его? Возможно, великий педагог Макаренко и знал решение этой парадоксальной задачи, но для нас со Скептиком она является камнем преткновения величиной с Эльбрус.

– Извини, что помешала вашей беседе, – виновато молвит Ольга, прежде чем уйти следом за своим подопечным. – Но сам понимаешь: ночью дети должны спать, а не заниматься творчеством. Даже такие необычные дети, как этот… Ты еще не ужинал?

– Только проснулся, – отвечаю я.

– Тогда топай на кухню и разогрей нам что-нибудь поесть. Все уже спят, но Папаша должен был приказать Элеоноре, чтобы она оставила для нас пару порций. А я пока уложу Эдика. Не заблудишься в темноте без фонаря?

– Доберусь как-нибудь на ощупь, – заверяю я Кленовскую, поднимаясь с табуретки и гася лампу. – Чай, не первый раз в опере…

Глава 11

– Плохие новости, – сообщает Ольга, когда через четверть часа мы с ней усаживаемся не то на запоздалый ужин, не то на чересчур ранний завтрак. – Ефремов пропал. Как обычно, пообещал Папаше вернуться до темноты, но вчера впервые не сдержал слово.

– По-моему, рановато бить тревогу, – рассуждаю я, приступая к еде. – У Льва Карловича есть опыт выживания в «Кальдере». Возможно, он не захотел прерывать свои эксперименты и решил заночевать на месте. Тем более что на привокзальной площади ему сегодня каждая выбоина знакома.

– Никто пока особо не тревожится, – говорит Кленовская, но легкое беспокойство в ее голосе все же слышится. – Но если завтра… то есть уже сегодня к утру академик не объявится, кому-то из нас придется пойти к Поющему Бивню на поиски старика. Мало ли что может с ним приключиться. А вдруг он по неосторожности сломал ногу и сейчас лежит там один, на холоде?

– Без проблем, схожу, – вызываюсь я. – Все равно ведь собирался в те края на разведку… Есть еще какие-нибудь новости, о которых мне нужно знать?

– Вчера после обеда вернулись из дозора Поползень и Хакимов, – продолжает «фантомка». – На северо-востоке тоже тупик. Гусинобродский подъемник сломан, как ты и говорил. И никто, похоже, не собирается его чинить. У нас остается два пути: на север, в Пашино, и на левый берег Оби, где, по твоим словам, уцелели еще две платформы.

– Насколько сложно попасть на другой берег? И что вообще происходит с Обью в «Кальдере»? – задаю я вопрос, который давно не дает покоя и мне, и тем, кто наблюдает сегодня за развитием новосибирских событий. То есть, без преувеличения, практически всему человечеству.

– Километрах в двадцати ниже водопада, там, где раньше были острова, теперь находится широченная и бездонная воронка. Считай, четверть нынешнего Кировского района – это она и есть, – поясняет Ольга. – Туда Обь и утекает. Вся, без остатка. Будто в огромный унитаз. И дырка эта возникла там не сама по себе. Не будь ее, нас давно затопило бы, а здесь разлилось бы новое Обское море. Однако Душа Антея явно к этому не стремится, вот и прорыла водосток. Зачем, хотелось бы знать, ей нужна именно яма, а не бассейн?

– Наверное, это как-то связано с Бивнем, – предполагаю я. – Если он вымахает в высоту на пару-тройку километров, станет вместе с «Кальдерой» походить на тарелку гигантского радара. Ефремову случайно не приходило в голову подобное сравнение?