Ярость Антея

– Понятия не имею, – признается Ефремов. – Но могу предположить, что Mantus sapiens решила перейти от защиты внешних рубежей «Кальдеры» к изничтожению внутренних врагов. Что вполне разумно в преддверии запуска излучателя. Работа любого высокоточного оборудования должна проходить в максимально стерильных условиях. Поэтому Душа Антея оставила захваченную ею технику стеречь границы, а своим биологическим носителям поручила зачистку территории. Для чего и перекроила их специально под новые нужды. Да вы только взгляните, что стало с этими людьми! Мне чудится или у некоторых из них действительно по нескольку пар глаз?

– Вам не чудится, – подтверждаю я, глядя в бинокль, самый мощный из всех имеющихся в нашей группе. – И не только глаз, но и ушей. Дабы нас отлично видеть и слышать. А еще у новых молчунов довольно странное анатомическое строение тела. Невероятно выпуклые суставы и непривычный рисунок мускулатуры. Такое ощущение, что каждая из мышц этих созданий продублирована, причем неоднократно.

– Зачем это? – не понимает Туков.

– А затем, чтобы, порвав, например, бицепс, ты не утратил контроль над рукой, потому что у тебя на ней еще три запасных сгибателя осталось, – популярно растолковывает мое наблюдение Кондрат.

– Вот почему у этих здоровяков суставы гипертрофированы, – добавляет академик. – Ведь к каждому из них приращено по нескольку лишних сухожилий. Да и кости, наверное, тоже какие-нибудь особенные, типа армированных или многослойных.

– И мозги! – с ехидцей поддакивает боксер. – Маленькие, но тоже на арматуру насаженные. Уверен, схему разделки наших с вами шкур эти твари вызубрили наизусть.

– Это что ж выходит, зараза, – восклицает Миша, – Душа Антея перехитрила самого Господа Бога?

– Если только она сама не является Господом Богом, – хмыкает Кондрат. – Бог, которому надоели старые игрушки, и он решил от них избавиться. Но не просто так, а сначала поизгалявшись над ними всласть. Сам-то в детстве тоже небось любил всякое ненужное барахло курочить, прежде чем в утиль его отправить?

– Очень маловероятно, что сейчас мы имеем дело с божественным промыслом, – мотает головой Лев Карлович. – Если я правильно истолковал полученные мной у Бивня данные, Творец здесь совершенно ни при чем. По крайней мере, тот Творец, которого имеет в виду Миша. Фактически мы сами истребляем себя, поскольку не умеем жить по законам Вселенной и потому обречены на вымирание. Вот наш единственный и, увы, неискупимый грех.

– Во как! Ну ты, Карлыч, и размахнулся! – бурно реагирует боксер на столь претенциозное заявление. – Неужто и впрямь поверил в то, что тебе Бивень напел?

– Поверил, – признается академик. – Душа Антея не умеет врать. Это мы в ходе нашей извечной борьбы за существование хорошо обучились искусству пускать друг другу пыль в глаза. А разумной мантии оно ни к чему. Она – всего лишь одна из защитных оболочек планеты, наподобие атмосферы или земной коры. Нечто вроде иммунной системы, призванной бороться с разного рода инфекциями.

– Так, по-твоему, человечество для Земли – это болезнь? – Кондрату очередная научная теория Ефремова приходится явно не по нраву.

– В своем нынешнем состоянии – да, – безапелляционно заявляет академик. – В противном случае Mantus sapiens не пробудилась бы и не поднялась на поверхность, чтобы избавить планету от скверны.

– А раньше, значит, человечество скверной не считалось? – интересуется рядовой Туков.

– Века три-четыре тому назад – еще нет, – отвечает Лев Карлович. – И даже в прошлом столетии Земля нас еще носила. Но когда мы перешли на водородное топливо, это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения Души Антея. В ее летоисчислении, которое мне удалось сопоставить с нашим, этот период земной истории считается критическим.

– Вот те раз! – несказанно удивляется Кондрат. – Мы прекратили отравлять воздух сгоревшими нефтепродуктами, прекратили проливать в океаны нефть, выправили в кои-то веки экологию, а Земля-матушка на нас за это еще и в обиде осталась! Что-то я, Карлыч, не врубаюсь, где тут логика.