Ярость ацтека

Погода начала портиться, небо затянули тучи, и к Долоресу я подъехал под противным моросящим дождем. И, уже приближаясь с перекинутым через холку Урагана оленем к виноградникам падре, вдруг увидел солдат и альгвазилов.

В первый момент я хотел было развернуть Урагана и, пришпорив его, умчаться из Долореса. Но потом сообразил, что нужно скрыться тихонько: нельзя, чтобы создалось впечатление, будто я убегаю.

И в этот момент глазам моим предстало зрелище, заставившее меня замешкаться. Солдаты, похоже, вознамерились ликвидировать все посадки падре: одни с помощью веревок, которые привязывали к лукам своих седел, выкорчевывали виноградники; другие в это время рубили тутовые деревья. Из гончарной мастерской доносился звон: там явно били вдребезги горшки и кувшины. Так вот оно что – альгвазилы явились вовсе не за мной. Им было приказано покончить с индейскими промыслами.

Недаром Лизарди удивлялся тому, что падре удается так долго безнаказанно воплощать в жизнь свои замыслы. Выходит, теперь вице-король решил все-таки положить этому конец.

Когда я увидел, как солдаты уничтожают плоды многих лет упорного труда, повергая несчастных работников в настоящее отчаяние, все во мне буквально закипело от ярости. Волновала меня и судьба падре: неужели его уже взяли под стражу?

Марина подскакала на лошади к солдатам, выдиравшим из земли лозы. С такого расстояния я не слышал, что именно она им кричит, но это и так было ясно.

И тут конный солдат набросил на женщину лассо и рывком выдернул ее из седла. Марина сильно ударилась о землю, вскрикнув от боли. Вояка, спешившись, потащил ее в ближнее строение, двое его товарищей поспешили следом. И слепой догадался бы, что они задумали. Пришпорив Урагана, я сбросил на землю тушу оленя и помчался прямо к строению, где они скрылись. Из-за моросящего дождя я не мог положиться ни на мушкет, ни на пистолет, но ведь и солдаты находились в таком же положении. Зато у меня имелся лук, которого у них не было. Взяв поводья в зубы, я приготовил стрелу, и тут один из солдат, услышав топот копыт, выглянул наружу. Выпущенная мною стрела ударила его в грудь и отбросила обратно.

Направив Урагана прямо в дверной проем, я снова натянул тетиву и, пригнувшись, проскочил под притолокой, проскакав копытами прямо по упавшему телу. Солдат, стоявший позади Марины, скручивал веревку вокруг ее шеи в жгут, в то время как его товарищ держал ноги отчаянно брыкающейся женщины. Штаны у обоих были уже спущены. При моем появлении солдаты отпустили Марину, да только это им не помогло. Первому из них я засадил стрелу прямо в левый глаз, после чего, прицепив лук к седлу, бросился на его приятеля. Марина тоже вцепилась в него, он повернулся к ней и оттолкнул, пытаясь вырваться, но тут я рубанул негодяя мачете по плечу. Славный получился удар!

Развернув Урагана, я подхватил Марину, которой не надо было ничего объяснять. Дважды оттолкнувшись от пола, она вскочила на круп коня за моей спиной. Мы вихрем вылетели сквозь дверной проем, пронеслись через двор, и я осадил Урагана возле ее лошади.

– Скорее скачи отсюда!

Понятно, что все это сопровождалось шумом, который привлек внимание других солдат и стражников: четверо из них тут же бросились ко мне. Чтобы отвлечь внимание от Марины, я поскакал прямо на них, размахивая мачете, словно Смерть косой, и негодяи мигом пустились врассыпную. Я мчался в направлении, противоположном тому, которое избрала Марина, и тут один всадник попытался было рубануть меня саблей, но я ловко уклонился и на полном скаку изо всей силы ударил его по спине мачете.

Со следующим всадником мы с Ураганом буквально столкнулись: мой скакун пошатнулся, но устоял, а вот конь противника от толчка рухнул на землю. Солдаты принялись палить из кремневых мушкетов, но из-за дождя порох отсырел, и выстрелить удавалось лишь немногим, а вот выпущенная мною из лука очередная стрела нашла свою цель. Правда, мушкетная пуля задела и мою левую руку, но такая рана не могла вывести меня из строя.

Я вылетел за пределы городка, преследуемый несколькими солдатами, не понимавшими того, что при усиливающемся дожде их мушкеты практически бесполезны, а вот мой лук по-прежнему смертоносен. Через сто метров я развернул Урагана, держа поводья в зубах, натянул лук и выпустил стрелу, которая поразила солдата в грудь.

На Урагане я мог запросто удрать от погони: мелкие жилистые лошадки солдат не шли ни в какое сравнение с чистокровным скакуном; но раз меня преследовали, я предпочитал отбиваться. После того как еще один солдат вылетел из седла, его товарищи наконец сообразили, чем может обернуться для них упрямство, и прекратили погоню.

Я продолжал скакать, пока не убедился, что за мной больше никто не следует, и лишь после этого направил тяжело дышавшего Урагана в густой подлесок, чтобы перевести дух и заняться раной.