Ярость ацтека

Если верить газетным статьям, выказывать любую, даже самую невинную симпатию захватчикам, скажем, одеваться по французской моде, было сейчас в Испании смертельно опасно. После событий Второго мая, когда французы устроили бойню в Мадриде, испанские патриоты по всей стране принялись расправляться с изменниками и вражескими прихлебателями.

Капитан корабля рассказал мне, что простые граждане Кадиса, после того как городские нотабли отказались действовать, взяли власть в свои руки.

– Именно народ, а не богатеи и знать поднялись на защиту родины. Люди потребовали, чтобы генерал-капитан города, маркиз дель Сокорро, открыто выступил на стороне Фердинанда, а когда тот отказался, велев солдатам разогнать толпу, захватили арсенал, вернулись к дому маркиза с оружием, казнили его как изменника, а покончив с ним, навели пушки на особняки богачей, что тянутся вдоль улицы Калета. Правда, священникам удалось уговорить повстанцев пощадить именитых горожан, но с той поры жители Кадиса стали примером для всех борцов за независимость.

Капитан поведал мне, что простой народ захватил власть по всей стране: в Сарагосе, Севилье, Кордове, Леоне, Картахене, Бадахосе, Гранаде, Ла-Корунье, на Майорке. В Валенсии люди вышли на улицы и столпились перед городской ратушей, требуя, чтобы отцы города присягнули на верность Фердинанду и публично отреклись от узурпатора Жозефа. Однако те решительно отказались, не желая пойти на поводу у простого народа: им казалось, что это хуже, чем подчиниться французам. Но они просчитались: возмущенные таким предательством граждане принялись сотнями убивать всех, кого подозревали в связях с французами.

– В городе Эль-Ферроль, – повествовал капитан, – где расположены крупная военно-морская база и арсенал, дошло до того, что кучка возмущенных женщин захватила в плен губернатора и раздала оружие народу.

Матерь Божия! Бабы с мушкетами! Куда катится мир?

– Junta издала специальный декрет, официально узаконив нападение на французов так называемых «сухопутных пиратов». Так что теперь, – заметил капитан, – было бы правильнее именовать их «сухопутными каперами».

Каперами назывались корабли, принадлежавшие частным лицам, но получившие от своих правительств право вооружиться и во время войны нападать на суда противника, захватывая военную добычу – трофеи, хотя те, кто подвергался их нападениям, никакой разницы между ними и обычными морскими разбойниками не видели. По сути, junta легализовала право нападать на французов и присваивать в качестве трофеев все, что удалось у них отнять, но ведь, с другой стороны, имевшееся у них добро захватчики отнюдь не привезли с собой из Франции, а награбили сами, разоряя испанские города и селения.

Капитан вернулся к своим обязанностям, а я остался у поручня, продолжая читать газету. В декрете утверждалось, что фактическое узаконивание любых форм насилия со стороны «сухопутных пиратов» оправдано тем, что французские солдаты врывались в дома испанцев, «насиловали их матерей, сестер и дочерей, подвергая несчастных жестокому поруганию на глазах у искалеченных ими же отцов, братьев и мужей...». Далее описывалось, как французские солдаты насаживали на штыки испанских детей и с торжеством демонстрировали их, называя «военными трофеями». Они грабили монастыри (как мужские, так и женские), монахинь насиловали, а монахов убивали.

Dios mío.

– А вам известно, как он платит своим солдатам? – произнес голос рядом со мной.

– Простите, сеньор, что вы сказали? – Я обернулся и увидел одного из своих спутников, купца, возвращавшегося из поездки на Карибские острова.

– Наполеон награждает своих генералов и солдат награбленным добром, – заявил мой собеседник. – Все они, от генералов до рядовых, хватают все, что только могут заграбастать, потому что именно это и есть их жалованье. Но, – тут он поднял палец, – как раз это в конце концов французов и погубит... Вы когда-нибудь пробовали целиться из мушкета или бежать к укрытию, под завязку нагрузившись награбленным добром?

Мой попутчик ухмыльнулся.

– Мы перебьем их всех: сперва французских захватчиков, а когда расправимся с последним из солдат Наполеона, доберемся до их пособников, гнусных предателей, и перережем глотки и этим негодяям.

Услышав последнее заявление, я невольно поднес руку к горлу.

* * *

Когда корабль пристал в Кадисе, на борт поднялись таможенники, которые тут же принялись перетряхивать мой скудный багаж; впрочем, точно так же они поступили и со всеми остальными пассажирами. Меня подмывало назваться каким-нибудь другим, вымышленным именем, но неподалеку стоял корабельный офицер, знавший меня как Карлоса Гали, так что делать было нечего. Внутренне я уже приготовился к тому, что меня закуют в цепи, однако чиновник лишь записал мое имя и ничего не сказал.

Положение мое было двойственным. Я благополучно прибыл в Испанию и сошел с корабля свободным человеком, но при этом попал в незнакомый город в самый разгар войны. И теперь единственной моей задачей было остаться в живых и не угодить в руки властей.

* * *