Ярость ацтека

И снова завязалась борьба, в которой участвовали, без преувеличения, абсолютно все жители Сарагосы. Пощады не было ни с той ни с другой стороны. Кровь лилась по улицам ручьями. Мужчины, женщины и даже дети с криками: «Viva María del Pilar!» – под мушкетным и артиллерийским огнем отважно шли на французов, бросали на врагов камни и лили кипяток из окон верхних этажей и с крыш домов. Их вдохновляли – причем не только словом, но зачастую и собственным примером – священники с распятиями в руках. Французы, атаковавшие испанцев, кричали: «Vive l’empereur!» – прославляя всемогущество своего императора.

Защитники Сарагосы сражались с таким беспримерным мужеством и нанесли ринувшимся на штурм врагам столь значительные потери, что французы не выдержали и отступили. Взбешенный Вердье подверг город безжалостному обстрелу, но, расстреляв весь свой боезапас, был вынужден увести войска. Французский генерал Ланн писал по этому поводу Наполеону:

Осада Сарагосы в корне отличается от всех тех войн, которые мы вели в Европе до сих пор, и, чтобы добиться победы в такой борьбе, нам потребуются великое умение, большая осмотрительность и немалые силы. Нам придется штурмовать по отдельности каждый дом. Вы и представить себе не можете, со сколь яростным пылом защищаются бедные горожане. Сир, это ужасная война...

ОДА ЛОРДА БАЙРОНА, ПОСВЯЩЕННАЯ САРАГОССКОЙ ДЕВЕ

Лорд Байрон побывал в Испании как раз в то время, когда там шла освободительная война против французов. Услышав историю Марии Агустины, которая, обнаружив, что ее возлюбленный погиб, подняла солдат в атаку и спасла родной город, он посвятил этому подвигу «Сарагосской Девы» строки, вошедшие в его автобиографическую поэму «Паломничество Чайльд Гарольда».

Ты восхитился бы, рассказ услышав дивный
О том, какой в дни мира дева представала,
Про блеск очей ее под черною мантильей,
О том, как песнь ее, волнуя, чаровала.
И тот, кто видел эти шелковые косы,
Что даже кисти живописца неподвластны,
Помыслить вряд ли мог, что башни Сарагосы
Улыбку девы зрели в час, когда Горгоны взглядом
Не смущена, она вела солдат
На бой со Смертью рядом.

Любимый пал – но дева не рыдает,
Мертв командир – она его сменяет,
Испанцы дрогнули – она их ободряет,
А дрогнул враг – вперед их посылает.
Не это ль для души любимого отрада?
Не это ль истинная месть для командира?
Коль всем надежда возрожденная – награда,
В сердцах мужей надежду эту дева возродила,
Когда на галлов их в смертельный бой водила.

Но амазонок крови нет в испанках, без сомненья,
Дарить все радости любви – вот их предназначенье.

55

Андалусия, Южная Испания, декабрь 1808 года

В Сьерра-Невада, отдаленном горном регионе Андалусии, что на юге Испании, некий священник остановился посреди дороги, чтобы помолиться. Перед ним стояло дерево, на толстом нижнем суку которого французы повесили всю семью: мужа, жену и обоих их сыновей-подростков. Это было сделано в наказание за убийство французского курьера. Только вот наполеоновские вояки жестоко расправились с несчастными вовсе не потому, что именно эти люди напали на курьера, но... просто потому, что они оказались под рукой. Французы, с рутинной безжалостностью, проводили такие показательные казни для острастки и в назидание всем патриотам.

Спустя семь месяцев после Dos de mayo битва за Испанию превратилась в войну на истребление противника, которую обе стороны вели беспощадно и безжалостно, воздавая кровью за кровь. Вот, например, что произошло в Памплоне. Французы казнили там троих испанцев, которые, как выяснилось, тайно изготовляли оружие в церкви: их тела вывесили на виду у жителей города. На следующее утро французский командир обнаружил на виселице тела троих своих солдат, а под ними табличку с надписью: «Вы вешаете наших, мы вешаем ваших».