Он сказал это добродушно, как брат брату. Но Тау был не в настроении.
– Вы меня не защитите.
Хадит перестал улыбаться.
– Может, и так, но все равно делай, что говорю, потому что это приказ. Ведение боя вдали от своих подвергает опасности не только тебя, но и остальных.
– Да, инколели, – ответил Тау, отворачиваясь. У него больше не было сил.
Их шатер снаружи охранял Бывалый из Северной Исиколо. Чешуй Джавьеда держали в изоляции, пока все поединки дня не завершились. Они не могли наблюдать за тактикой других участников, подмечать их сильные и слабые стороны, а слышали только одобрительный рев толпы и, временами, разочарованное аханье. Джавьед и Анан были со своим Чешуем, сдержанно отмечали историческую победу и обдумывали стратегию на следующий бой.
Когда наступил закат, Бывалый вошел в шатер сообщить Джавьеду и Анану, что для будущего поединка им в соперники определен Чешуй Оджолапе. Тау выругался. Не Чешуй Осы, не Келлан. Когда же Джавьед сообщил остальное, он выругался еще громче.
Чешуй Оджолапе потерял всего десятерых и значительно превосходил их числом. Бой назначен на утро на луговой площадке.
Тау со свистом выпустил воздух сквозь сжатые зубы. Луга использовались для воспроизведения проигрышной ситуации для омехи, которые никогда не могли сравниться с хедени числом. Там дрались, чтобы научить будущих инколели тому, что боев на открытом пространстве меньшим числом следовало избегать.
– Луга? – спросил Хадит, так чтобы все слышали. – Хорошо, ублюдкам негде будет прятаться.
Все затопали ногами, одобряя храбрые слова инколели, но лица говорили о другом. Их отправили на бойню. Только дурак не увидел бы этого.
– Изоляция окончена, – сообщил Джавьед. – Можете выйти из шатра, размять ноги, подышать воздухом, который не испорчен вонью ваших братьев. Идите, только не валяйте дурака. Завтра встанем до рассвета и обсудим стратегию против людей Оджолапе.
Тау поднялся. Он хотел немного прогуляться, а когда наступит ночь – войти в Исихого.
– Тау, – позвал его Джавьед.
Тау постарался сделать беспристрастное лицо. Он не хотел разговаривать с человеком, помогавшим составить план капитуляции своего народа.
– Умквондиси.
– Минутку, если позволишь. – Джавьед указал Тау на угол шатра, где их не могли бы услышать.
У Тау не было причин для беспокойства, но он все равно встревожился. Вдруг Джавьед заметил его на встрече омехи и ксиддинов? Ничто в поведении умквондиси с того дня об этом не говорило, но он держался отстраненно после того, как его дочь ушла с хедени, так что сказать наверняка было трудно.
– Я бы сказал, что ты сегодня был хорош, – начал Джавьед, – но это настолько далеко от истины, что кажется смешным. В самых смелых предположениях я не ожидал, что мой Чешуй окажется здесь, в шатре участника Королевской Сечи.
– Этим мы обязаны вашему руководству, – ответил Тау.
Джавьед улыбнулся.
– Я сделал все, что мог, чтобы каждый из вас показал себя как можно лучше. Но то, что делаешь ты… что ты… Как?
Прозвучав из уст Джавьеда, вопрос рассердил Тау.
– Стремление и отдача. Я стремлюсь обрести способность защищать то, что мне дорого, и отдам все ради этого. К этому я пришел благодаря вашим методам. Вы научили нас, что для лучшего результата нужно прилагать бо´льшие усилия.
Тау наклонился поближе к Джавьеду, но не чтобы поделиться с ним секретом, а чтобы сразить силой своих слов.
– Вы спрашиваете меня как? Я вам скажу. Я решил не сдаваться, как бы малы ни были шансы, потому что пока мы бьемся – исход не предрешен. Пока мы бьемся – у нас есть шанс.
Тау наклонился совсем близко, но Джавьед не отодвинулся. Они стояли нос к носу.
– Я пробыл солдатом бо´льшую часть жизни и получил не один тяжелый урок. Когда сражаешься слишком долго, то теряешь из виду то, ради чего все это начинал. Когда сражаешься слишком долго – ты проигрываешь все равно.
Тау усмехнулся.
– И что теперь? Сдаваться? Таков ваш ответ? Сдаваться, когда бороться становится тяжело?
– Нет. Бороться за то, что правильно, но никогда не забывать, что бороться можно без насилия. Это возможно уже сейчас, с помощью слов, идеалов и людей, ищущих лучший путь вместе. – Джавьед положил руки Тау на плечи. – Ты не можешь представить мир, где мы так же усердно устраиваем нашу жизнь, как сейчас занимаемся войной?
Тау отступил назад, и руки Джавьеда свободно упали.
– Я не могу представить мир, где мужчина с мечом в руках не имеет последнего слова над мужчиной без меча. Если ты не готов драться, то подставляешь себя и все, что тебе дорого, под клинки других и молишься, чтобы они не зарубили тебя. Я уже знаком с милосердием мужчин с оружием, и больше я не останусь перед ними беспомощным.
Джавьед вздохнул.
– Тогда ты останешься в мире пепла и углей.
– Но останусь.