Ярость драконов

Думая быстро, действуя импульсивно, Тау вступил в хореографическую серию атак, которую большинство наставников применяли, чтобы обучить новичков самым основным ударам. Такой серии учили детей, чтобы придать им уверенности в обращении с оружием. Она начиналась медленно, но быстро прибавляла и в скорости, и в мощи. Однако она не предназначалась для двух мечей, и чтобы избежать блокирования своих атак, Тау начал серию левой рукой. А потом, после первого взмаха, начал снова, но уже правой.

Ойибо вскинул брови, когда увидел, что Тау продолжает напирать на него с двумя мечами. От удивления он остановился, не предотвратил первый удар и принял его на себя, но успел вовремя предупредить второй. Очевидно, узнав серию, он понял, что правой рукой Тау зеркально повторит то же, что только что сделал левой. Вспоминая эту серию, он предугадывал движения Тау, но никогда не отбивался от двух мечей, а сутью всей этой фигуры – и причиной, по которой ее избрал Тау, – было то, что она, хоть и начиналась медленно, но завершалась настоящим вихрем.

Ойибо предотвратил третий удар, но пропустил четвертый и пятый. Равно как и шестой и седьмой, заставившие его закряхтеть, а потом и взвыть. Восьмой опустил его на колено, девятый обезоружил, а десятый Тау резко прервал: клинок в его правой руке задрожал на расстоянии пальца от макушки Ойибо.

– Богиньей милости, – прошептал Ойибо, покосившись на кончик меч, который оказался к нему слишком близко. – Ты сейчас дрался с…

– Да, кажется, – ответил Тау.

Ойибо выругался словами, от которых даже Тау поморщился.

– Еще раунд? – спросил Тау, стараясь, чтобы это не прозвучало мольбой.

Удары

Прошло несколько дней, и Анан поставил Тау против Удуака. Солнце палило высоко в небе, почти расплавляя металл. Остальные бойцы Чешуя, уже изнемогавшие от вялотекущего дня, отложили оружие и устроились поудобнее, обрадованные возможностью остыть и готовые делать ставки на исход поединка. Весть о нем разнеслась вокруг, и к ним подтянулись посвященные из других Чешуев. Многие умквондиси последовали за своими бойцами, изображая небрежное равнодушие.

Вести бой взялся Анан, а Джавьед отступил в сторону и пожевывал засохшую травинку. Удуак вошел в боевой круг и принялся разогреваться со своим огромным деревянным мечом и щитом. Тау, взяв свое оружие, вошел следом, и зрители вовсю начали делать ставки.

Анан вскинул руку, давая знак о начале поединка, но Тау попросил подождать. Он вышел из круга – Анану и Удуаку сначала показалось, что он потерял рассудок, а потом уже уверились в этом – когда он вернулся со вторым деревянным мечом. Тау размахивал своими двумя мечами, выписывая круги.

Удуак склонил голову набок.

– Два?

Тау перестал махать и встал на изготовку.

Удуак пожал плечами, мол, говоря: неважно, один или два, все равно он сломает того, кто ими дерется. Тау смотрел на Анана, ожидая сигнала.

– В бой! – скомандовал Анан.

Тау пошел в атаку, Удуак вступил в борьбу. Тау хотел отвлечь его вторым мечом. План, который он продумывал ночами после тайных занятий с Ойибо, состоял в том, чтобы с помощью второго меча вынудить Удуака все время держать щит, а самому искать брешь левым клинком, с сильной своей стороны. Поначалу план работал, и он быстро получил два очка.

Но затем Удуак приспособился и стал напирать сильнее. Тау пришлось перейти в оборону, а дополнительное внимание, которого требовало владение двумя мечами, утомляло его. Тау понял, что если продолжит придерживаться плана – отвлекать и выбирать цель, – то проиграет. Поэтому он позволил взять верх инстинктам, выработанным его правой рукой за многие циклы тренировок с отцом. А более сильной левой – применить весь опыт обучения в Исиколо.

Он атаковал в полную силу, каждый его удар мог бы покалечить или убить, будь у него в руках бронза. Эффект проявился мгновенно, и Удуак начал уступать под натиском мечей Тау, обрушивающихся на его меч, щит и тело. Зрители, собравшиеся вокруг, стояли, оставив свое оружие, и в обжигающем воздухе слышался только стук деревянных мечей и тяжелое кряхтенье Удуака, которого все продолжал колотить Тау.

Но Удуак не собирался сдаваться. Он взревел и, разозлившись на шквал атак Тау, стал сам наносить удары – так быстро и так сильно, как мог только он. Но клинки Тау встретили его с равной яростью, большей скоростью и лучшей точностью. Рука Удуака, в которой он держал щит, была избита, шлем съехал на правый бок, и здоровяк никак не мог избавиться от жалящих мечей.

Удуаку пришлось отступать, больше ему ничего не оставалось, тогда как Тау, крутя клинками, продолжил напирать. Тау ударил его по коленям, вынудив Удуака бросить меч и обеими руками ухватиться за свой щербатый и трескающийся деревянный щит. Однако он не сдавался, и Тау, весь разгоряченный, в пылу борьбы, слыша крики зрителей и повинуясь собственным инстинктам, больше не видел перед собой посвященного Исиколо. Больше не видел своего брата по оружию. Не видел Удуака.