Ярость орла

Я обнял Клавдию, пожал руки Касту и Акмону. Столбы убрали, и путь к городу оказался открыт. Расстояние от частокола до западных ворот города было с полмили – широкое и пустое пространство, где никто и ничто до сегодняшнего дня не передвигалось. Я обернулся, посмотрел на людей, которых считал своими друзьями и которые, как я надеялся, были для меня чем-то большим, нежели просто друзья. Я снял шлем, подошел к Галлии, коснулся ее рук и поцеловал девушку в губы.

– Я люблю тебя, – сказал я, после чего развернулся, надел шлем и пошел прочь.

Я чувствовал себя до странности спокойным, направляясь к городской стене, которая, чем ближе я к ней подходил, казалась все более высокой и неприступной. Но я не думал о римлянах, я думал о Галлии, о моей дорогой Галлии. Я сказал ей о чувствах, которые к ней испытывал, и только это имело сейчас значение. Если я сегодня погибну, тогда она, по крайней мере, будет знать, что я ее люблю, так что, шагая дальше, я начал улыбаться. Стражи на стенах, глядя на меня, вероятно, могли решить, что я сошел с ума, и даже побаловаться мыслью, не всадить ли в меня парочку стрел, вместо того чтобы позволить мне войти в город. Я продолжал идти дальше. Сейчас мне казалось, что я – единственный человек на всей земле. Вскоре я ступил на мост надо рвом и наконец добрался до западных ворот – каменной арки с двумя тяжелыми створками из мощных досок, утыканных железными остриями. Защита ворот состояла из караулки и двух квадратных каменных башен с черепичными крышами, и в каждой башне было по два ряда высоко расположенных бойниц для лучников и пращников, сейчас прикрытых деревянными ставнями. Вершина стены между башнями сейчас пустовала, но я шестым чувством осознавал, что на меня смотрит множество глаз.

Я еще раз повторил в уме все инструкции, данные мне Спартаком, все условия, которые я должен был обсуждать от его имени, не забывая о том, что мы хотя и всего лишь освободившиеся рабы, но владеем богатствами целой римской провинции. В том, что граждане Фурии были богаты, не было ничего удивительного. Провинция Бруттий являлась процветающим уголком Римской империи не только по причине наличия здесь серебряных копей, но также в результате разведения огромного количества дающих шерсть овец. Их стада обычно угоняли на лето в горы, чтобы избежать иссушающей жары равнин. Кроме того, здесь производили превосходные вина, собирая виноград с множества плантаций, а также в этой местности в огромных количествах произрастали оливковые деревья в садах гигантских латифундий, расположенных по всему побережью. И все это сейчас находилось в наших руках, вероятно, к большому неудовольствию владельцев всего этого богатства. На пути сюда мы заходили в несколько покинутых вилл, и Спартак предположил, что их владельцы проживают в Фурии. Еще эта провинция была родиной отличной породы лошадей, имеющих характерные узкие головы, мощные и хорошо сложенные шеи. Лошади эти были очень высокими в холке, с могучими спинами и чуть опущенными крупами, мощными ногами и широкими, устойчивыми копытами. Годарз говорил мне, что эту породу вывели в результате скрещивания итальянских лошадей с конями из Африки, завезенными сюда неким полководцем по имени Ганнибал, который происходил из народа, именуемого карфагенянами и проживающего в Африке. Кажется, он в течение двадцати лет вел войны с римлянами на их собственной территории, прежде чем был разбит и побежден. Однако Ганнибал оставил после себя наследство – отличную породу лошадей, которых разводили в Бруттии и продавали по всей Римской империи. А теперь этих прекрасных коней мы забирали в свою конницу. Я выяснил, что у них в целом спокойный характер, что облегчало подготовку новобранцев. Спартак дал строгие указания не наносить этой провинции никакого необоснованного ущерба, хотя галлы, что неудивительно, эти указания игнорировали, пока Спартак лично не явился в лагерь Крикса и не потребовал прекратить подобные действия.

Я остановился в нескольких шагах от ворот и простоял там какое-то время, показавшееся мне вечностью. Я вознес про себя молитву Шамашу, чтобы он даровал мне быструю смерть от руки умелого лучника, но тут одна створка медленно отворилась внутрь. Я остался стоять на месте, пока створка не открылась окончательно и в проеме ворот не появился римский командир в шлеме с красным султаном и в алом плаще. Он вышел на деревянный мост надо рвом, остановился и крикнул: «Иди за мной!», потом повернулся и направился обратно в город. Я сглотнул и быстро пошел за ним. Я нервничал, но решил не показывать этого. Миновав мост, я вошел в город Фурии.

Я прошел под аркой ворот и миновал караулку, потом вышел на мощеную улицу, по обе стороны которой стояли двух- и трехэтажные дома, во многих из которых располагались лавки и магазины, выходящие на улицу. Меня тут же окружила группа легионеров, целых десять воинов во главе с центурионом. Их командир демонстративно игнорировал меня, лишь велел следовать вперед.