Джейн попыталась закрыть глаза и не смотреть. Но видела она не глазами. Она испытывала чувство стыда и легкого отвращения, ибо тоже присутствовала на этом пиршестве, вместе с Руггедо, ощущая сладкий вкус красного вещества, и луч экстаза пронзил ее голову так же, как и его.
— Вот и ребятишки идут, — донесся откуда-то издалека голос тети Гертруды.
Вначале Джейн не понимала смысла ее слов, потом поняла, и вдруг она снова ощутила мягкость бабушки Китон, снова очутилась в знакомой обстановке.
— Не стадо ли слонов мчится по лестнице? — говорила тетя Гертруда.
Они бежали. Теперь и Джейн слышала их.
Собственно, они создавали гораздо меньше шума, чем обычно. На полпути они замедлили бег, и до слуха Джейн донесся взрыв голосов.
Дети вошли. Беатрис была немного бледной, Эмилия — розовой, с припухшими глазами, Чарльз что-то взволнованно бормотал, но у Бобби, самого младшего, вид был угрюмый и скучный. При виде тети Гертруды их оживление удвоилось, хотя Беатрис обменялась с Джейн быстрыми значительными взглядами.
Шум, возгласы, приветствия. Вернулись дяди. Началось обсуждение поездки в Санта-Барбару, но напряженное это веселье каким-то образом разбивалось о тяжелое молчание.
Ни один из взрослых не оглядывался, но всех томило тяжелое предчувствие.
Только дети — и даже тетя Гертруда не примыкала к их числу — сознавали полную ПУСТОТУ неверного дяди — ленивого, вялого, полубессознательного существа. Внешне он имел убедительный человеческий облик, как будто никогда не сосредоточивал свой голод под этой крышей, никогда не позволял своим мыслям крутиться в сознании детей, никогда не вспоминал о красных, влажных празднествах, происходивших в другие времена и в других местах.
Теперь он испытывал чувство насыщения. Переваривая, он стал излучать медленные дремотные волны, и все взрослые зевали и удивлялись этому. Но даже теперь он был пустым, ненастоящим. Чувство, что он здесь никто, не покидало маленькие, острые, во все проникающие сознания, которые видели его таким, каков он был.
Позже, когда пришла пора ложиться спать, один только Чарльз пожелал говорить о дяде.
У Джейн было такое чувство, будто Беатрис выросла за этот день. Бобби читал «Джунгли» или притворялся, что читает, увлеченно рассматривая картинки с изображением тигра Шер-Хана. Эмилия отвернулась к стене и сделала вид, что спит. Джейн чувствовала молчаливый упрек.
— Меня позвала тетя Бетти, — сказала она. — Я пыталась ускользнуть от нее так быстро, как только могла. Она хотела примерить на мне новый воротничок.
— О!
Извинение было принято, но Беатрис по-прежнему отказывалась говорить.
Джейн подошла к кровати Эмилии и обняла малышку.
— Ты сердишься на меня, Эмилия?
— Нет.
— Сердишься, я знаю. Но я ничего не могла сделать, поверь.
— Я не сержусь, — сказала Эмилия.
— Все сверкает и сияет, — сонным голосом сказал Чарльз, — как рождественская елка.
Беатрис круто повернулась к нему.
— Замолчи, Чарльз! — крикнула она. Тетя Бетти просунула голову в комнату.
— В чем дело, дети? — спросила она.
— Ничего, тетя, — ответила Беатрис. — Просто мы играем. Сытый, удовлетворенный, он лежал в своем гнезде. Дом стих, обитатели его заснули. Даже неверный дядя спал, ибо Руггедо был хорошим мимом.
Неверный дядя не был фантомом, не был всего лишь проекцией Руггедо. Как амеба тянет к еде псевдоподии, так и Руггедо увеличился и создал неверного дядю. Но на этом параллель кончалась. Ибо неверный дядя не был эластичным расширением, которое можно было бы изъять по желанию.
Скорее он — оно — было перманентной конечностью, как рука у человека. Мозг с помощью нервной системы посылает сигнал, рука протягивается, и пальцы хватают еду.
Но расширение Руггедо имело меньше ограничений. Оно не было постоянно связано законами человеческой плоти. Руку можно было отдернуть назад, а неверный дядя выглядел и действовал как человек, лишь глаза выдавали его.
Существуют законы, подчиняться которым должен был даже Руггедо. Естественные законы мира связывают его — до известных пределов. Существуют циклы.
Жизнь мотылька-гусеницы подчинена циклам, и, прежде чем кокон распадется и произойдет метаморфоза, гусеница должна есть.
Изменение может произойти не раньше, чем придет время. И Руггедо не мог измениться теперь, раньше, чем закончится цикл.
Потом произойдет другая метаморфоза, как это уже бывало в немыслимой вечности его прошлого — миллионы удивительных мутаций.
Но в настоящее время он был связан законами идущего цикла. Расширение не могло быть изъято. И неверный дядя был его частью, а оно было частью неверного дяди.
Тело скудлера и голова скудлера.
По темному дому гуляли непрекращающиеся, незатихающие волны насыщения, медленно, почти незаметно ускорявшиеся и переходящие в нервную пульсацию алчности, что всегда следует за процессом пищеварения, завершая его.
Тетя Бетти повернулась на другой бок и начала посапывать. В другой комнате неверный дядя, не просыпаясь, тоже повернулся на спину и тоже засопел.
Искусство подражания было развито у него великолепно…