Ярость Сокола

Именно к счастью. Потому что, будь у нас выбор, мы бы сдались. Атак… будем сопротивляться — погибнем, не будем — тоже погибнем. Вся разница — как свободные люди или как рабы. Ведь окончательная цель Главного теперь ясна. Он желает преобразовать мир по своему разумению, а его понятия о разумности напрямую связаны с чисто логической, машинной целесообразностью. Пока машины не стопроцентно надежны и совершенны, им будут нужны люди для обслуживания, доводки и снабжения ресурсами. Техносфера на первых порах не сможет обойтись без человека, но сколько этих «человеков» потребуется ей для нормального функционирования? Миллион? Сто миллионов? Миллиард? Пять миллиардов? По грубым прикидкам — не больше. Даже существенно меньше. Но пусть будет пять миллиардов. И куда девать оставшиеся пять? А когда Техносфера станет тем, о чем мечтает ее чокнутый, но по-своему гениальный создатель, сколько ей потребуется людей? Скорее всего — нисколько. А Главному? Ровно столько, сколько нужно, чтобы не скучать, не чувствовать себя одиноким, если его вообще волнуют такие пережитки дикого, докомпьютерного прошлого, как живое человеческое общение. Но, допустим, волнуют. Сколько он оставит избранных, живущих в роскоши и славящих его — бога Техносферы? Вряд ли слишком много. Даже если допустить невероятное и приписать Главному хоть чуточку человеколюбия, больше чем на миллиард его не хватит. Это предел. Одна десятая от изначального числа. Богема для Золотого Техновека, которая будет пировать на костях девяти десятых — сгинувшего в котлах Химзаводов быдла, девяти миллиардов безликих и бесполезных биологических единиц вида хомо сапиенс…»

Баркова отчетливо передернуло, и он широко открыл глаза. В зрачок тотчас впился луч утреннего солнца. На коленях у жены заворочался и сладко зевнул малыш. По салону вертушки вдруг словно прошла волна; поголовно дремавшие пассажиры зашевелились, просыпаясь. В этом одновременном пробуждении Саша усмотрел некий знак, хотя никогда раньше (а после активации «Сокола» и вовсе) не верил в приметы и предзнаменования. Но сейчас ему хотелось увидеть знак, и он его увидел. Знак того, что ему удастся разбудить спящих обывателей и их правителей, разбудить всех этих плохих, хороших, добрых, злых, счастливых и несчастных людей, не замечающих нависшей над их головами опасности. Да, некоторых лучше бы не будить, поскольку они воры и убийцы, да кто-то и сам хочет умереть, Саша отлично помнил последние слова Аслана и был с ними почти согласен, но строить их судьбу не вправе никакой Главный, пусть он трижды гений и бог Техносферы.

Все профильные боги — суть языческие идолы, это вам скажет любая современная религия (а наука так вообще отмахнется). А любые идолы в нашем мире обречены. В другом мире, пожалуй, тоже. Так что надежда на успех имеется, да еще какая. Нужно только посмотреть правде в глаза и собрать в кулак остатки воли и сил.

Внизу показались окраины крупного губернского города, и Добрецов повел машину на снижение. Экскурсий по городам Центрального федерального округа полетным планом не предусматривалось, так что цель посадки была более прозаической. Вертолету требовалась дозаправка. К сожалению, несмотря на стремительный прогресс и возможное вскоре превращение кондовой человеческой цивилизации в Техносферу, летать без керосина, на каких-нибудь продвинутых источниках внутренней энергии, вертолеты пока не научились. Совсем без всякой энергии — тоже, не «монгольфьеры» все-таки.

Глава 8

Москва, 15 сентября

Беспредел устроили, скунсы заокеанские? — Слышать такие словечки от генерала ФСБ было странновато. — На чужой территории! Что они о себе возомнили?! Войну хотят спровоцировать?

— Не знаю, Иван Павлович. — Евстратов покосился на цифры, бегущие в верхнем углу картинки. Гарантия безопасного соединения через «Палладиум» истекала через минуту. Если Тимофеев не родит за это время рецепт успеха, придется выдумывать его самостоятельно.

— Вы укрылись в надежном месте?

— Да. — Геннадий незаметно погладил баранку «дельты». Укрытия надежнее невидимой для «Невода» машины не придумать. Только тесновато.

— Оставайтесь на связи, я перезвоню.

— Так я и знал, — хмыкнул Климов, когда погас экран «сто двенадцатого», подаренного Евстратову лично Добрецовым. — Не нравится мне это, Гена.

— Что конкретно? — Полковник задумчиво поиграл смартом.

— Это его «перезвоню». Сомневается ваш генерал. А сомнения начальства есть дурной признак.

— Ты бы не сомневался после такой наглости? Просто вошли и расстреляли девятерых офицеров ФСБ. Это же чистой воды… беспредел, прав Тимофеев.

— Ну и в чем тогда сомневаться? Надо врезать по сопаткам всем этим гадам начиная с Бонда и заканчивая исполнителями. Жестко всю эту бузу подавить, в корне, в зародыше. Иначе завтра они на Лубянку ввалятся и всех перестреляют. А дальше «почта, телеграф, телефон…» — сценарий известный. Чего сопли-то жевать?

— Не знаю я, Вася, не знаю. — Евстратов закурил очередную, третью подряд сигарету.