Ярость в сердце

К концу второй недели мы не спеша, избегая утомительных переходов, добрались до самой южной точки Индии, где кончалась суша. До прихода англичан этот мыс называли Канья Кумари; затем его стали называть мыс Коморин, и это название сохранилось вплоть до их ухода. Но местные жители знали только старое название; впрочем, как вы называли этот мыс — зависело от того, в какой школе и когда вы учились.

Если вы посмотрите на карту, то увидите, что мыс Коморин похож на вершину острого треугольника. Шагая по прибрежному песку, вы чувствуете, что здесь, под ногами, у вас кончается континент. Не требуется много фантазии, чтобы представить себе географическую карту в увеличенном масштабе и увидеть на ней два берега, сходящиеся в одной точке и отлого спускающиеся в море — море, которое на востоке называется Бенгальским заливом, а на западе — Аравийским морем. И вам приходит в голову соблазнительная мысль о том, что вы можете выкупаться сразу в обоих морях.

На песке возвышается гостиница с великолепным видом на море. В это время года там почти никто не живет, но весь обслуживающий персонал сохраняется. Никаких других жилищ поблизости не было, и мы решили остановиться в этой гостинице. Но меня тревожило то, что у нас всего лишь один чемодан и нет приличных костюмов, а Ричард жаловался на удручающее безлюдье, поэтому, пробыв в гостинице всего полдня, мы уехали, сопровождаемые изумленными взглядами слуг, не представлявших, где мы сможем найти себе пристанище.

На этот раз нам повезло: отойдя на несколько миль от гостиницы, с ее плавательным бассейном, с огороженным пляжем, защищенным от моря волнорезом и от акул — металлической сеткой, мы набрели на рыбацкие катамараны и лодки, стоявшие на суше, далеко от берега, и совершенно высохшие, точно на них давно уже никто не плавал. Здесь мы повернули в сторону и вскоре увидели небольшой рыбацкий поселок.

Староста общины — высокий, худой, почти черный от загара человек — естественно, смотрел на нас сначала с некоторой опаской; нет такого места на земле, где отклонение от обычного не отождествлялось бы с отклонением от нормального; все дело в том, что в сложном современном обществе, не имеющем ни времени, ни желания, ни способности отличить одно от другого, люди находят способ заставить вас подчиниться принятым нормам, тогда как в более простом обществе, вас еще могут принимать таким, как вы есть, без всяких оговорок.

Но когда наш хозяин убедился, что мы не причиним ему никаких неприятностей, он сам настоял на том, чтобы мы поселились в его жилище. Думаю, он нуждался в деньгах: доходы рыбака достаточно^скудны и в рыболовный сезон, а когда лодки на приколе, жизнь тем более трудна. Ну, и кроме того, это был жест гостеприимства, которого мы от него и не ожидали. Правда, мы почти не заходили в его хижину, ночи были достаточно теплыми, чтобы спать под открытым небом, а днем Ричарду и вообще ничего не требовалось, кроме солнца и моря.

— Не забывай о том, что случилось в тот раз с тобой и Китом, — с тревогой напомнила я. — Будешь знать, как ходить нагишом.

— Разве я тебе таким не нравлюсь?

Я смотрела на его мокрое, сверкающее на солнце тело и молчала. Не прошло и трех дней со дня нашего приезда, а он уже успел загореть. Все его тело покрылось ровным загаром. Казалось, он был изваян из золота, даже капли воды, скатывавшиеся на лоб, даже волосики на светло-коричневой коже отливали золотом, а сама кожа, тугая и упругая, напоминала атлас.

Ричард вполне мог бы послужить натурой для превосходного изваяния, только не из мрамора. Тело у него было гладкое и твердое, с четко очерченными линиями, с ровными поверхностями, без каких-либо изъянов, и от него струилось тепло, которое сперва обволакивало нежностью, потом наполняло истомой, зажигало вас и зажигалось обжигающим пламенем само.

И все же, глядя сейчас на Ричарда, такого спокойного, безмятежного, даже апатичного, трудно было бы заподозрить в нем страстность. Каждый раз он удивлял меня невообразимым экстазом, и каждый раз казалось, будто это для него внове. Но я держала это открытие при себе/тщательно храня тайну, ту высшую тайну, изумительную, великолепную, которая существует в отношениях между мужчиной и женщиной.

Приподнявшись на локоть, Ричард спросил:

— О чем ты думаешь?

— О тебе.

— Что именно?

— Думаю, какой ты страстный.

— Это тебя удивляет? Напрасно. Я тебя долго ждал.

— Слишком долго. Я все спрашивала себя…

— Течет ли по моим жилам кровь?

— Нет, нет, — решительно ответила я. — Это мне и в голову не приходило. Меня лишь озадачивала… твоя выдержка.

— Мужчина не должен добиваться близости с девушкой только потому, что испытывает к ней влечение. Если, конечно, ее любит.

— А потом? Когда это было уже не просто влечение, когда ты сказал, что любишь меня?

— Разве ты не знаешь причины?

— Ты не был уверен в себе?

— Нет, не поэтому. Потому что у тебя никого меня не было. Ты сама мне это сказала, хотя могла и не говорить.