Ярость

Хорошо знакомый Манеж сегодня было трудно узнать. Его перегороженное белыми стенами пространство напоминало лабиринт. Все галерейные секции пестрели разноцветными пятнами картин всевозможных размеров и невообразимых сюжетов, повсюду стояли скульптуры и мерцали видео-экраны. Такого обилия современного искусства Соня даже вообразить себе не могла. На «Арт-Манеж» съехались галереи Парижа, Хельсинки, Лондона, Мюнхена, Риги, Киева, привезшие на эту ярмарку своих лучших художников. Открытие уже состоялось, и в зале было полно прессы. Сотни зрителей неспешно прогуливались по выставочному пространству, разглядывая экспонаты и обмениваясь впечатлениями. Посмотреть было на что: яркие, кричащие, словно выпрыгивающие из плоскости образы, написанные на холстах, ржавом железе, старых дверях, стеклах и прямо на выставочных стенах, фотографии, раскрашенные принты, аппликация на полиэтилене, крашеные доски, поролоновые скульптуры, хитроумные конструкции из оргстекла, автобусные остановки, расчлененные манекены, прозрачные шланги с нефтью, фанерные ящики и витражи. Отдельными секциями, напоминающими безумные городища, стояли инсталляции, собранные из предметов быта: мебели, телевизоров, посуды, одежды, всевозможного сора и рухляди.

Пугая людей своей собакой, Соня медленно двигалась среди этих художественных завалов, оживленно вертела головой и с интересом осматривала экспозиции. Вскоре она оказалась перед стендом, на котором красовался заветный логотип. «Свинья» являла собой эпицентр происходящего события. Ее внушительный стенд был окрашен, в отличие от прочих, в серо-графитовый цвет. Зрителей перед ним было так много, что Соня не смогла ничего разглядеть. Потолкавшись за спинами людей, она усадила Перро, прицепила ему на ошейник бедж «Участник выставки» и стала пробираться вперед. Во всю длину огромного стенда были вывешены десять холстов – часть знаменитой «Картины Жизни» братьев Лобановых. Справа и слева на боковых простенках висели металлические панно «Global Tool» и фотографии Артемона. Ее инсталляции на стенде не было. От неожиданности Соня задержала дыхание.

– Ну что, не понимаешь? – раздался рядом звонкий и издевательски веселый голос.

– Артемон! – Соня растерянно уставилась на возникшего перед ней человека-собаку. Обтягивающий тело серый латексный комбинезон с овальными дырами, обнажающими ягодицы, длинный подпружиненный хвост с кисточкой – Артемон был при полном своем параде. Венчал этот ошеломительный костюм клепаный ошейник на шее и длинная хромовая цепочка, которой он был прикован к стене.

– Артемон, я что-то не понимаю, а где?..

– Тебя, милочка, слили к туалету.

– Что? – задыхающимся шепотом переспросила Соня.

– Во-он Дольф! – указывая куда-то в толпу, сообщил Артемон со змеиной улыбочкой. – У него и спроси.

Он хохотнул, приветливо помахал кому-то в толпе и вдруг, склонившись, быстро шепнул Соне на ухо:

– Я же говорил тебе, чтобы ты ему дала. Вот видишь, как получилось… А теперь, Штейн, извини. Меня фотографируют!

Бодро отпрыгнув в сторону, он принял одну из своих неотразимых поз, и вокруг засверкали фотовспышки.

Момент для того, чтобы дать этому уроду пощечину, был упущен. Чувствуя, что сейчас разрыдается, Соня сделала несколько неуверенных шагов по направлению к представительной компании, в которой маячила лысина Дольфа, но остановилась и, красная от стыда, стала обдумывать случившееся. В памяти всплыл давнишний разговор, имевший место на какой-то вечеринке, где пьяный Артемон хвастался одним решившим его выставочную карьеру минетом и, указывая друзьям-художникам на декольтированную Сонину грудь, с хохотом советовал ей тоже улечься под Дольфа.

– Ради искусства, – заявил тогда Артемон, – не грех и душу заложить, не то что сексом заняться.

Но молоденькая Соня, переживавшая глубочайшую влюбленность в художника Амурова, тогда даже не обиделась. Счастье ослепляет. Нет, она знала, вернее, догадывалась, что нравится многим, что ее тело приковывает взгляды взрослых мужчин. Наверное, и Дольф – не исключение. Все они, Горский, Дольф, Зиновий, при встрече облизывали ее взглядами… Сообразив, кем почитают ее владельцы галереи, друзья-художники и в какой зависимости оказалось ее творчество, Соня тяжело задышала, утерла едва проступившие слезинки и, решительно сдвинув брови, кинулась в атаку.

– А я вам говорю, нет в мире таких цен на этих художников! – на прекрасном русском языке кипятился седовласый искусствовед из Берна, недоуменно вздевая брови и размахивая какими-то каталогами. – Вы тут, в России, не видите реальности. Откуда вы берете подобные цены?

Дольф деликатно сопел и щурился, пытаясь не реагировать на выпады швейцарца, но тот не унимался:

– Это ценовая провокация, такого не может быть!