Ярость

Они прошли через анфиладу жилых комнат и оказались в большой прямоугольной зале со старыми, местами обсыпавшимися до дранки штукатурными стенами, скрипучим паркетом и свежеразмытой лепкой на высоком потолке. Вооруженные луками и стрелами, веселые круглощекие амурчики беззаботно порхали вокруг крюка для люстры. Самой люстры не было. Десять окон с потемневшими от времени дубовыми рамами пропускали в помещение мягкий поток уличного света. Комната была обставлена набором ампирной мебели с шелковой обивкой и золочеными пиками, между окон высились барочные зеркала, потолок подпирали пыльные пальмы в деревянных кадках, возле камина расположился круглый стол с мраморной столешницей, на стенах висели картины, а в углах громоздились пачки подрамников.

Георгий подошел к стойке с аппаратурой, вытащил из конверта пластинку и поставил диск на проигрыватель – мощный звук разнес по дому забойную танцевальную музыку. Георгий отрегулировал звук и радостно улыбнулся. Соня уселась к кресло. На столе перед ней стояло блюдо с виноградом и шахматы. Она жадно принялась уплетать ароматные ягоды и расставлять фигуры на доске. Дверь в дальнем углу комнаты раскрылась, и в комнату вошли Юрий и Наташа – старинные приятели Пепла еще по музыкальным экспериментам юности. Юрий, крепкий и коренастый, с мощной шеей и тяжелыми руками, казался ужасно неповоротливым и медлительным, но внешность была обманчива, так как давняя страсть к у-шу, когда нужно, делала его движения подобным молнии. Наташа, высокая и стройная, очень улыбчивая и веселая, составляла ему приятную противоположность.

Пыхтя от натуги, Микимаус втащил в комнату увесистую картонную коробку, извлек бутылку, вооружившись штопором, открыл ее, наполнил вином бокалы, а остальное сразу же перелил в старинный декантер.

– Прошу!

Присутствующие выпили по глотку.

– Прекрасное вино! – с восторгом воскликнула Соня. – Какой мягкий и фруктовый вкус! Немного отдает ежевикой или мне кажется? А я вот никогда не была в Италии. Мы с Тимуром собирались. – Тут она запнулась. – Да так и не собрались…

– Италия – родина всего прекрасного! – наставительно произнес Георгий. – Любой уважающий себя художник должен хотя бы раз туда съездить. Италия дала миру больше живописцев, чем скучные прибалтийские страны и прочие депрессивные земли, лишенные света и неспособные к пониманию красоты, вместе взятые. Нигде я не видел столько замечательной живописи, как в музеях Рима и Флоренции! А скульптура! Мы знакомы здесь только с копиями, а все подлинники находятся на виллах и в музеях Италии.

Микимаус аккуратно взял Георгия за локоть и, преданно глядя в глаза, стал умолять:

– Георгий! Они просто хотят пригласить вас участвовать в выставке русских художников, которая будет через полгода…

– Знаете, Николай, у меня нет работ даже для собственных коллекционеров, не говоря уже о музейных выставках! А групповые меня вообще не интересуют. Все мои работы зарезервированы на несколько лет вперед. Забудьте вы об этих людях. Давайте лучше выпьем еще вина.

– Георгий! – взмолился Микимаус. – Ну что мне для вас еще сделать?

– Что сделать? – задумался Георгий. – Мне нужно два костюма «Come de garson» из последней коллекции, размер S, черного и белого цвета.

– Вы шутите?

– Ничуть! Давайте сменим тему, – предложил Георгий. – Сонечка! Какая-то вы сегодня задумчивая.

Соня вспыхнула нежным румянцем до самых ушей.

– Знаете, я сегодня поняла, что не права, – тихо прошептала она.

– Вы о Тимуре?

– Да! Я бросила его в очень депрессивном настроении, и неизвестно, каких бед он теперь может натворить. Я знаю его и чувствую, что мне нужно вернуться, боюсь, как бы он не совершил чего-нибудь ужасного.

– Что же, может, вы и правы, – согласился Георгий. – Возвращайтесь сегодня же. Я знаю Тимура двадцать лет и очень люблю его. Он фантастически талантлив, но нуждается в постоянной опеке. Его нельзя оставлять без присмотра, нужно все время хвалить и позволять чувствовать свое лидерство, иначе он начнет добывать его самыми недозволенными методами.

– Знаете, наши отношения зашли в такой тупик, что мне еще сегодня казалось, будто я утратила к нему уважение. Он вел себя таким образом, что я постоянно плакала.

– Он просто очень гордый и самолюбивый человек. Что-то у него не получается.

– Да, я только сейчас поняла, как я его люблю, – прошептала Соня.

В прихожей зазвенел колокольчик, пес вскочил и, глухо ворча, понесся к дверям.

– Только не пускайте сюда этих американцев, – взмолился Георгий.

Наташа ушла и вскоре вернулась в сопровождении Горского. Куратор имел усталый вид, лицо его раскраснелось от жары, седая шевелюра была всклокочена, туфли в пыли. Горский бросил в кресло свой тяжелый портфель и заключил Пепла в объятия.

– Здравствуйте, Георгий, – устало произнес он, похлопывая хозяина дома по спине. – Здравствуйте, господа! Здравствуйте, Соня! – поприветствовал он компанию. – В городе жуткий ливень, а у вас здесь такая благодать, как на другой планете.

– Андрей Андреевич! – радостно вскочила с места Соня.