Яростное влечение

Джерид Инмэн непринужденно подошел к хозяину и, пригнувшись, стал что-то говорить ему. Тот внимательно выслушал, взглянул на Бесс и затем ответил. Говорили они настолько тихо, что за общим гулом голосов невозможно было ничего расслышать. Джерид улыбнулся Бесс и, пройдя к середине стола, занял свое место.

В то время как официанты подавали блюда, Вильям-старший откинулся на своем стуле и бросил на Бесс изучающий взгляд. Семь лет назад он активно противился увлечению сына. В отличие от Джинни Вильям-старший прислушивался к отцу и постарался перебороть свою страсть, так что все в порядке с этой стороны. Впрочем, теперь она угрожает покою семьи с другой стороны…

«Боже, зачем я здесь?» — вздохнула Бесс, уже устав от всех этих сложностей.

— Так почему вы оказались неорганизованной, выражаясь вашим языком? — спросил хозяин.

— Давний приятель отца разрушил мой первоначальный план одним махом: он уезжал утренним поездом и пригласил меня присоединиться к нему. Элберт Шоу. Вы, наверно, знаете его.

Вильям хмыкнул, подняв бровь:

— Вы ехали с ним наедине?

— О нет! — Бесс взяла горячую булочку с подноса; запах еды напомнил ей, как она голодна. — Его племянница, Рэчел Шонэси, тоже была с нами.

— Рэчел Шонэси? — Вильям укоризненно покачал головой, добавляя себе устриц на тарелку. — Мисс Харт, для барышни, столь активно занимающейся общественной деятельностью, вы слишком мало знаете о жизни. Всем известно, что Рэчел — вовсе не племянница Элберта Шоу.

Этого Бесс не знала. Защищая свою репутацию, она, оказывается, попала в еще более глупое положение. Саратога-Спрингс был известен своими злачными местами и скрытой проституцией. Никому здесь не приходило в голову задавать вопросы о самозваных племянницах и секретаршах, путешествующих вместе с почтенными джентльменами, но все каким-то образом знали, кто был племянницей, кто секретаршей, а кто проституткой. Как же так вышло, что отец не предупредил ее?

— Это ужасно! — сказала она. — Но вели они себя, будто и в самом деле дядя с племянницей. Как я могла догадаться?

— Годы не сделали вас более предусмотрительной, мисс Харт, — сухо бросил Прэнтис-старший.

— Возможно. — Она почувствовала себя виноватой, поскольку для отца Джинни ее репутация была столь же важна, как и репутация дочери. — Зато я бросила курить сигары, — попыталась она подлизаться.

Хозяин дома посмотрел было на нее с привычным осуждением, но, заметив озорные искорки в ее глазах, расхохотался.

— Я уже забыл, какие вы, Харты, забавные. Слишком редко вас вижу, чтобы помнить. Как поживает ваш отец?

— Все хорошо, спасибо.

— Я слышал, он занимается делом о коррупции на железной дороге. Это хорошо. Но, — Прэнтис покачал головой, — зачем он хлопочет об увеличении зарплаты рабочим?

— И не только. Еще — о восьмичасовом рабочем дне. И о запрете на детский труд, — весело добавила Бесс, как будто таких реформ можно добиться без труда.

Она положила себе цветной капусты-брокколи, сдобренной сырным соусом.

— Судья Харт опирается на разумную социальную философию, — продолжала Бесс. — Ради общественного спокойствия не должно быть нищеты для всех и возможности жиреть сверх меры единицам.

— Ба! Да никто не слушает вас, потому что и понять невозможно: о чем вы говорите. — Прэнтис проглотил не жуя последнюю устрицу со своей тарелки и задумчиво уставился на огромное блюдо с омарами, соображая, видимо, осилит ли еще и порцию омаров. Затем положил себе на тарелку целую гору дорогого деликатеса, как будто это обыкновенная рыба. — Роберт Харт, возможно, был единственным неподкупным судьей в штате Нью-Йорк. Вероятно, поэтому ему и пришлось уйти в отставку.

— Чтобы посвятить себя реформам, — уточнила Бесс.

Мистер Прэнтис пренебрежительно махнул рукой:

— Он не знает сложных проблем развития производства. Не знает и того, как трудно заставить грязных лентяев работать. Когда вы в последний раз посещали многоквартирный дом, мисс Харт?

— Неделю назад, в пятницу.

Вильям Прэнтис, без сомнения, назвал бы ее чувствительной дурой, если бы она попыталась описать весь ужас увиденного. Кроме того, он и сам прекрасно знал царящие там порядки. Но он винил в этом рабочих, и только рабочих, никак не владельцев этих домов или, тем более, работодателей. Бесс и ее отец слишком хорошо знали людей типа Прэнтиса-старшего, чтобы пытаться их изменить; вместо этого они пытались изменить законы для защиты прав рабочих, надеясь добиться нововведений без насилия. Прэнтис же смеялся над их идеями и над их бессмысленной, по его мнению, деятельностью.

— Надеюсь, вы были не одна, — сказал он, приступая к омарам. — Это ведь небезопасно для молодой девушки.

Бесс пожала плечами:

— Думаю, что небезопасно и для самих живущих там.

Вильям нахмурился и поспешил сменить тему: