Мне удается подвести гоночный катер к самому борту яхты, и два корпуса начинают скрестись друг о друга, но этот звук почти целиком скрадывается легким шумом волн, разбивающихся о фибергласе. Чертовски ловкий бросок швартова — ну ладно, ладно, три чертовски ловких броска — и я надежно прикрепляю гоночный катер к белоснежной яхте.
Поручень в добрых десяти футах у меня над головой — но черт побери, мы в миле от берега, вокруг, насколько видно глазу, никаких лодок нет. Если только из космоса за нами сейчас не наблюдает спутник — хотя вполне вероятно, что он и впрямь там есть, — по-моему, ничто не мешает мне малость поманипулировать с личиной. Я стягиваю брюки до лодыжек, точно ни с того ни с сего сбрендивший мореход, и начинаю работать с Г-зажимом, удерживающим на месте мой хвост. Еще одна небольшая манипуляция с ремешками у меня на торце — и моя человеческая задница отваливается как силикон Дженнифер Лопес после напряженного трудового дня. Теперь мой хвост полностью готов к работе.
Я резко подпрыгиваю, разом приводя в движение все тело и хвост — и хватаюсь за нижний поручень. С небольшой помощью Хагстрема, который подталкивает меня снизу, я подтягиваюсь на палубу, а затем разворачиваюсь и протягиваю руку, помогая Нелли тоже забраться на борт.
Здесь, в открытом море, манговый запах Норин очень силен, а это значит, что она, скорее всего, все еще жива. Некоторые запахи не спешат уйти после смерти, но все они всегда кажутся призрачными и эфемерными. После прекращения притока крови к ароматическим железам не требуется много времени, чтобы они прекратили свою работу. Лучшие диносские судмедэксперты способны указать время смерти с точностью до минуты, основываясь лишь на остаточных количествах телесного запаха. С другой стороны, эти самые судмедэксперты — не тот народ, с которым тебе хочется сидеть рядом на званом обеде.
— Вниз, — говорит Хагстрем, показывая дорогу к маленькой винтовой лесенке.
Глядя с берега, я недооценил размеры яхты — она по меньшей мере восьмидесятифутовая, а может, и побольше. Метраж каюты внизу как минимум с мою квартирку в Лос-Анджелесе. И отделана она тоже по высшему классу: всякие модные причиндалы, роскошное ковровое покрытие, картины на стенах. Совсем как плавучая версия пентхауса Джека — вплоть до мягкой, лиловато-персиковой цветовой гаммы, переплетающихся узоров.
Гдето дальше слышны голоса. Через главное помещение и камбуз мы проходим к закрытой дверце, ведущей, скорее всего, в отдельные каюты.
— Ты готов? — шепчу я Хагстрему.
Он на секунду выпускает когти, и я делаю то же самое. Мой хвост уже свободен, но чтобы не ввязываться в драку, точно пингвин, брюки я совсем сбросил на камбузе. Быстрый плевок, мои вставные челюсти вылетают, и я уже способен рвать и глодать настоящими зубами. Свежий воздух сладостно охлаждает мне десны. Я тянусь к дверной ручке…
И вдруг воздух пронзает вопль. Высокий, визгливый, мучительный. Женский.
Хагстрем первый у дверцы, выносит ее одним ударом могучего плеча, а я проскальзываю следом, готовый отоварить всякого, кто встанет у меня на пути.
Раньше всего остального я вижу блеск ножа и бросаюсь на Одри — пусть даже в голове у меня и мелькает мысль, чего ради она использует что-то еще помимо своих природных когтей. Пожилая женщина с легкостью опрокидывается на пол, и, несмотря на протестующие вопли Норин, — протестующие? почему? — мне в темпе удается схватить Одри за руки и прижать их к полу.
— Ты что, совсем спятил? Что ты здесь такое творишь? — орет Норин.
Когда я поднимаю взгляд, то вижу, как Норин садится на койке, ее голые чешуйки поблескивают на свету.
— Беги! — ору я в ответ. — Там гоночный катер пришвартован. Бери его и беги!
— Чего?
— Это ока, — говорит Хагстрем, подступая к своей невесте с обнаженными когтями и клювом, готовясь защитить ее в случае, если Одри сумеет выскользнуть из моей хватки и сделать новый заход. — Она предательница.
— Никакая она не предательница, — вздыхает Норин. — Какие же вы идиоты. Винсент, слезь с нее.
Я мотаю головой:
— Думаю, ты сейчас не в лучшем состоянии ума, чтобы принимать решения…
— Живо.
Я резко вскакиваю. Одри, надо отдать ей должное, не пытается мне врезать, пока она медленно поднимается на ноги и отряхивается. Затем она снова тянется к своему блестящему оружию…
— Нет-нет, — говорю я. — Нож оставь на месте.
Норин проскальзывает мимо Нелли и становится бок о бок с Одри, помогая ей оклематься после моего наскока.
— Это не нож, кретин, — говорит она мне и нагибается, чтобы поднять предмет, который по-прежнему ярко сверкает на полу…
— Это шприц, — добавляет Норин. — А Одри — мой доктор.
Приятно видеть, что Хагстрем ошарашен не меньше моего — терпеть не могу отплясывать эту джигу один, без партнера.
— Твой доктор?
Норин тяжело опускается на край койки и смотрит себе под ноги. Одри тем временем нежно похлопывает ее по плечу. Затем я впервые слышу голос пожилой женщины, поразительно ясный и сильный.