Ящер-3 [Hot & sweaty rex]

— Алло? — Это был Джек, и его голос звучал старше и умудренней. Как будто он повзрослел, а я так и остался сопливым подростком.

— Привет, Джек, — как можно беспечней откликнулся я. — Это Винсент.

Последовала длинная пауза — я слышал его дыхание, но и только. Когда прошла добрая минута, я решился продолжить:

— Послушай, я…

— Все кончено, — сказал Джек, и голос его дрожал от сдерживаемого гнева.

— Все из-за той ночи, — попытался объяснить я. — Из-за той холостяцкой пирушки…

— Все кончено, Винсент. Ты разбил ей сердце. Норин никогда этого не забудет. И я тоже. — Затем, уже мягче, словно выходя из какого-то приступа внутренней боли, Джек добавил: — Больше ей не звони. Она уже никогда не станет с тобой разговаривать.

И, будь оно все проклято, сукин сын был прав. Вплоть до сегодняшнего дня.

10

— Добрый день, Норин, — говорю я, выходя из лифта. Лицо прилично покалывает от двойной пощечины. — Классные у тебя ногти.

Норин улыбается той самой улыбкой, которую я так хорошо знал в дни минувшие — улыбкой, от которой сердце выпрыгивает у меня из груди и застревает в глотке.

— Фамильная вещь, — говорит она, сверкая дюймовыми ногтями у меня перед носом. — «На халяву», ясное дело.

Пентхаус Джека обустроен просто роскошно, массивные эркеры выходят на внутреннюю протоку и дальше — на Атлантический океан. Просачивающиеся сюда солнечные лучи подсвечивают Норин сзади, четко очерчивая ее высокое, гибкое тело.

— Классно выглядишь, — говорю я. — Годы очень мило с тобой обошлись.

— С тобой тоже, — говорит Норин, и теперь я явственно это чувствую. Мы танцуем легкий фокстрот на танцполе прошлого.

Норин, впрочем, выглядит действительно потрясающе. Ее тело в превосходной форме, кожа безупречна, волосы подстрижены по последней моде. Она всегда умела как следует заботиться о своей личине — даже в старших классах она сама шила, а кроме того, необычайно умело разглаживала неизбежные морщины, которые всегда скапливаются вокруг наших гениталий и ягодиц. Вдвойне забавно, что она проделывала то же самое и с моей личиной. Втройне — когда я все еще ту личину носил.

— Джек сейчас занят, — говорит Норин, разворачиваясь на трехдюймовых каблуках и направляясь к главному помещению пентхауса. — Его какое-то время не будет. Заходи.

Внутри околачивается немало людей Джека — они рассиживаются на диванах и наливают себе выпивку. Кто-то кивает мне и даже машет рукой. Другие активно игнорируют мое присутствие.

— Выпьешь? — спрашивает Норин, и внезапно у нее в руке оказывается бокал.

— Нет, — говорю я. — Спасибо.

Норин подходит ближе, и я вижу крупный план бокала — жидкость внутри завлекательно покачивается. Было бы так легко ее заглотить.

— Это особая смесь, — говорит Норин. — Мы ее настоем зовем…

— Я знаю, что это, — перебиваю я. — Джек мне этот настой уже показал… и я немного попробовал.

Теперь веки Норин полузакрыты — она внимательно меня изучает.

— И что? Тебе не понравилось?

— Понравилось. Очень. Пожалуйста, убери.

Норин смущена — она точно так же, как прежде, морщит носик, — и все же повинуется. Когда она возвращается, я вдруг понимаю, что пытаюсь объясниться. Насчет выпивки, насчет моего присутствия, насчет всего остального.

— Я гербаголик, — выпаливаю я. Пожалуй, слишком громко. Хотя это вряд ли меня заботит. Мои грехи — сущие цветочки по сравнению с теми преступлениями, которые большинство присутствующих здесь диносов совершило только за последние несколько лет.

— Мне очень жаль.

Я пожимаю плечами. Такой отклик вполне обычен — мало что хорошего можно сказать после того, как кто-то признается тебе в том, что бессилен справиться с собственной жизнью. Лучшая реакция, которой я до сих пор удостаивался, выразилась в вопросе: «Ara, a как наши вчера в футбол сыграли?» Однако этот отклик принадлежал Сатерленду, и это несомненно была самая разумная его фраза за многие месяцы.

— Я восстанавливаюсь. Вообще-то… — Черт, вот тут бы мне и заткнуться. — Тем вечером в Лос-Анджелесе, когда мы должны были на автобусной остановке встретиться…

Норин поднимает указательный палец и прикладывает его к моим губам.

— Нет-нет, — шепчет она. — Об этом ни слова.

— Но я просто подумал…

— Нет-нет, — повторяет Норин и направляется к большому дивану, на котором несколько людей Джека внимательно смотрят телевизор.

— Слушай, никак не пойму, — говорит один из них, которого зовут ББ. — Почему их метеорологами кличут? Ведь они же не говорят, когда тебя метеор по башке долбанет.

Невысокий парнишка с кривыми зубами и запахом детской присыпки испускает громкий смешок, но другой чувак, повзрослее, лишь качает головой:

— Этот прикол я уже слышал.

— Какой прикол?

— Да про метеорологов. Ты его стырил.

— Блин, — выражается ББ. — Ни хрена я не тырил.

— Ладно, парни, — говорит Норин, усаживаясь рядом с ББ. — А ну-ка мамочке место освободите. — Они освобождают для нее участок дивана. Затем Норин манит меня пальцем, похлопывая по совсем крошечному насесту рядом с собой. — Отчет об урагане когда-нибудь видел?

— Я видел отчеты о землетрясениях, — отвечаю я, вклиниваясь между Норин и подлокотником.