Ящер 3

Теперь Эдди добрых в двадцати футах от нас – болтается над болотистой гладью футах в пяти над поверхностью. Мне интересно, прилила ли уже кровь к его голове. Интересно также, обращает ли он на это внимание. Жирное рыло Талларико горит от гнева, и если у него к тому же выйдет перебор с кровяным давлением, он может в любой момент лопнуть как воздушный шарик. Надеюсь, к тому времени мы уже получим от него все, что хотим.

Веревка, привязанная к его хвосту, также оборачивает ему ноги, а другой ее конец привязан к надежной ветви дерева пятнадцатью футами выше. Мы с Нелли, а также Папаша Дуган стоим на грубом деревянном помосте, встроенном в болотистый берег. На самом деле здесь нет ни настоящей земли, ни настоящей воды – кругом одна болотная жижа, но Нелли точно знает, куда ступать, а куда не надо. Он уже здесь бывал.

– …и на ваших детей, – снова орет Эдди. – И на детей ваших детей!

– А я бездетный, – информирует его Хагстрем.

– Я тоже, – добавляю я. – Что касается Папаши, то о его детях ты уже в этом смысле позаботился. Извини, Эдди. Нас тут всего четверо. По крайней мере, на данный момент.

Тут по недвижному болоту разносится плеск, и Хагстрем внимательно вглядывается сквозь деревья.

– Кажется, это он, – бормочет Нелли. – Хотя я не уверен.

– Может, цыпленка бросить? – предлагаю я.

– Бросай, конечно, – говорит он. – У нас их навалом.

Я сую руку в пенопластовый охладитель у себя под боком, до отказа набитый сырыми размороженными цыплятами, и хватаю одного цыпленка за ножку. Скользкий и холодный, он, как пить дать, заражен уймой бацилл, но я не думаю, что обитатели этой пучины выскажут по этому поводу свое недовольство.

– Первая попытка, – говорит Нелли. – Просто зафигачь его подальше.

Я швыряю цыпленка повыше, и мы наблюдаем за тем, как он по широкой дуге летит над болотом. Не успевает дичь удариться о поверхность, как в том самом месте вдруг происходит колоссальный всплеск. Гигантский аллигатор выпрыгивает из трясины и ловит пастью цыпленка с не меньшей легкостью, чем студент факультета социологии – зеленую муху на лекции.

– Господи Иисусе! – выдыхает Эдди, пытаясь так выгнуть свое тело, чтобы оказаться как можно дальше от грозного аллигатора, и в результате болтаясь как рыба на крючке. Однако веревка как следует держит его над водой, не позволяя чудовищу прямо сейчас до него добраться.

– Мы его Хватом назвали, – кричит Эдди Хагстрем. – Конечно, не самая оригинальная кличка на свете, но нас тогда время поджимало.

– По-моему, он типа симпатичный, – говорю я. – И фотогеничный.

Папаша Дуган кивает:

– Еще бы – сплошные зубы.

– Да, зубы сейчас для фотомодели самое главное. А ты, Эдди, как мыслишь?

А Эдди снова заводит свои вопли. По-моему, его писклявый визг куда скорее привлечет болотных тварей, чем их отгонит. Впрочем, я не собираюсь вставать на пути брачных призывов любого мужчины.

– Итак, Эдди, – говорю я, крепко прихватывая веревку и удерживая Талларико на месте, – для всех этих дел есть три способа – легкий, тяжелый и забавный.

– Ты, предатель… хвост тебе в рыло… паскуда гнойная… иди у обезьяны отсоси…

Я мотаю головой:

– Нет, лесть тебе ничего не даст. Итак, легкий способ – это сразу поведать нам, кто твой источник внутри нашей организации.

– Хвост мне сперва погрызи…

– Нет, этим Хват займется, – вмешивается Хагстрем. – И это, друг мой сердечный, будет как раз тяжелый способ. А забавный способ – это немножко там тебя покачать, а потом бросить на хрен, чтобы ты до смерти изголодался. Ясное дело, забавно будет только нам.

Эдди затыкается. Он резко прекращает свои вопли с проклятиями и просто висит там, тихий, как кабан в первый день охотничьего сезона. Теперь, когда он без личины, я вижу, что моя первая догадка была верна: Эдди и впрямь чертовски толстый чувак. Вообще-то у велоцираптора редко когда увидишь брюхо, но Талларико годами усердно паковая свой вес, и это, безусловно, веский повод для спецзаказа личины. Теперь, когда Эдди болтается там вниз головой в неглиже, складки на его пузе свисают, почти закрывая дохлую грудь.

– Нет, не хочем мы на это пойтить, – замечает Хагстрем.

– Ни в какую не хочем, – говорю я, придерживаясь местного диалекта. – Хучь режь.

– Ладно, бросай еще цыпленка.

Подражая лучшим метателям молота, я раскручиваюсь и закидываю птицу так, чтобы она приводнилась всего лишь в пяти футах от той точки, над которой болтается жирная туша Эдди. На сей раз Хват уже не так быстр – он ждет, пока дичь действительно плюхнется, а уж потом вырывается на поверхность. Четырехфутовая пасть разевается и защелкивается, поглощая легкую закуску.

Талларико снова принимается орать.

– Старо, Эдди, уже старо, – вздыхаю я. – Если бы ты все-таки пожелал вопить про что-то полезное, мы бы уже смогли перейти к делу. – Но от мафиозо по-прежнему, кроме кошачьего концерта, ничего полезного не доносится. Тогда я поворачиваюсь к Хагстрему. – Еще цыпленка?

– Как бы Хват аппетита не потерял.

– Проклятье, до этого еще как до луны. Пока что он только пару штучек попкорна перед кино захавал.