Ящер 3

– Слушайте, Папаша, – говорю я, дождавшись того момента, когда мы поворачиваемся лицом к Джеку и его команде. – Вам вон та официантка какой-то странной не кажется? – Я указываю в другую сторону помещения, где та самая девушка уже проникла в окружение Джека. Она раздает бокал настоя за бокалом, и парни беспечно закидывают их себе в глотки. Хагстрем, Антонио и еще несколько здоровенных солдат окружают своего босса, обеспечивая его безопасность даже в этой относительно мирной гавани.

– Кто? – спрашивает Папаша. – Та девушка с фабрики звезд?

– С фабрики звезд?

– Ну да, – говорит он. – У Джека и его деловых партнеров есть целая уйма девушек, чтобы помогать им со всякой всячиной. Они эту компанию фабрикой звезд называют. Все девушки из каких-то заморских краев. Джек помещает их всех в какой-то дом. Бесплатное проживание, бесплатная кормежка. Дело хорошее.

– Официантки по почтовому заказу?

Пьяный Папаша пожимает плечами, после чего возвращается к румбе и воспоминаниям. Он в темпе запускает речугу про святость своей покойной жены, и вскоре он опять с головой в прошлом, оживляя какие-то отдельные события из их с Тиффани совместной жизни. Осушая остаток своего настоя, Папаша с грохотом ставит бокал на соседний столик.

Вид пустого бокала посылает какой-то импульс в мой мозг. Возвращает меня к тому промельку тридцать секунд назад, когда мимо меня проскользнула официантка с полным подносом в руках – и один из бокалов пенился.

Крепкий спиртовой настой трав или чего угодно не пенится. Пиво пенится. Шампанское бурлит. Но в крепком спиртном напитке ничего такого не происходит.

Все остальное мгновенно встает на место. Подмигиванье официантки – вовсе не знак следовать за ней, а просто хитроватое указание на некую общность. Сигнал, говорящий: «Эй, приятель, мы здесь с тобой заодно». Эта официантка меня знает. И я знаю ее. И никакая она не официантка. Да и вообще: она – не она.

Потому что тот запах был сырным – сырным с добавкой соуса ялапеньос. Но это вовсе не естественный запах диноса. Нет, это вонь, обусловленная перевариванием серьезных количеств начоса. А поскольку Марлон Брандо никоим образом не мог пробраться на нижний уровень ночного клуба Дуганов, это может значить только одно.

Шерман, головорез Талларико, здесь, в клубе.

– Джек! – ору я через миг после того, как мои ноги сами собой несут меня вперед, и я спотыкаюсь о толстые хвосты, врезаюсь в гостей – мне наплевать, это совершенно неважно. – Джек!

Он все там же, смеется вместе с Хагстремом, Антонио и остальными, бокал настоя у него в руке, и даже на таком расстоянии я вижу тонкий белый слой на самом верху, плавающие на поверхности мелкие кристаллики.

Распад-порошок. В выпивке Джека. Такое похмелье, от которого уже не очухаешься.

– Джек! – снова ору я, уже на полпути к нему по клубу, но все еще слишком далеко. Определенно слишком далеко. – Не надо… не пей…

На сей раз Джек меня слышит – различает по крайней мере мой голос, если не слова – и поднимает бокал повыше, словно желая сказать тост…

– Поставь его! – надрываюсь я. Горло уже дерет, слова несутся поверх музыки, все поворачиваются ко мне, чтобы посмеяться над единственным раптором в самой гуще гадрозавров, но мне опять-таки наплевать. Весь мой разум сосредоточен на выпивке Джека – бокал направляется к его рту, губы широко расходятся. – Поставь его, поставь!

Но я в пятидесяти футах оттуда, и на лице у Джека одна сплошная улыбка, пока он подносит бокал к губам.

– Брось, Винсент, – кричит он, смеясь, – насчет меня не волнуйся. Я знаю, как с травами управляться.

А дальше все происходит совсем как в замедленной съемке. Мое отчаянное не-е-ет переходит в какой-то замогильный вопль, в котором я тщетно пытаюсь излить всю свою ярость и горечь. Рука Джека продолжает свой беспрепятственный подъем, бокал прицеливается к его рту, распад-кристаллы уже в считанных секундах от того, чтобы ударить по беззащитной коже и навеки ее смыть.

И я прыгаю, буквально выбрасывая свое тело вверх, моя рука тянется выбить бокал, отбросить его на пол, к потолку – куда угодно, только бы он не причинил вреда. Я тянусь изо всех сил, от души желая прямо сейчас нарастить где-нибудь лишний дюйм, точно через барьер, перескакиваю через тело Хагстрема, по-прежнему нацеленный на тот смертоносный бокал…

Но не долетаю, грохаясь на пол в трех футах от ближнего антуража Джека. Затем поднимаю глаза и сжимаюсь от ужаса, пока бокал наклоняется и жидкость скользит к открытому рту Джека…

И тут замедленная съемка кончается. Откуда-то сбоку вылетает рука, ладонь бьет по толстому стеклу бокала, выбивая его из руки Джека, и жидкость оттуда выплескивается. Все завороженно наблюдают, как она все изгибается и корчится в воздухе, напоминая какое-то искореженное воссоздание начальных кадров фильма «2001: Космическая Одиссея». А потом переводят свое внимание на женщину, которая возымела наглость выбить бокал из руки большого босса.

– Винсент всегда чертовски настойчив, если речь идет о вещах, которые пить нельзя, – говорит Гленда. – Думаю, тебе по крайней мере следует выслушать его объяснения.