Ящеръ (СИ)

- Гошпода побойся, Ящер, ты что творишь? Шовшем с катушек шлетел?

Митька подошел к роскошной иконе Николая чудотворца. Золотой оклад, весь в узорах, будто бы тихонько сиял в тихом полумраке храма. Осторожно сняв ее с подставки, парень протер стеклышко рукавом.

- А нет ли у тебя, отец Порфирий, чего съестного?

Поп мычал, пытаясь нащупать, сколько именно ему выбили зубов. Отвечать на вопрос он явно не намеревался.

- Что если я в алтарь загляну? - с этими словами Митька взбежал по ступенькам, устланным вишневым ковром, и приблизился к дверному пролету, зашторенному плотной тканью с византийской символикой.

- Не шмей, дурак! - взвыл Порфирий, вытянув руку, словно бы умоляя парня не делать этого.

- Это отчего это?

- Нельзя тебе туда, не положено! - продолжал настаивать на своем дьякон.

- Да я одним глазком!

Рука отодвинула ткань, и парень оказался в святая святых храма. Прямо перед ним в потемках мерцала одинокая лампадка. Все пространство комнаты было завалено ящиками. Присвистнув, Митёк склонился над одной из коробок и попытался прочитать, что там написано, но не смог разобрать букв.

- Это на каком же языке, отец Порфирий? - выкрикнул парень из алтаря.

- На англицком, - вытирая слезы боли и обиды, прошипел священнослужитель, медленно вставая с прогретого пола. В голове у него шумело, ноги слушались плохо. - Ничего там не трогай!

- А откуда это у вас? - снова крикнул Митька. - Ба-а, да это же оружие, отец Порфирий, вы только гляньте! И еда какая-то заморская, в баночках!

- Мне-то почем шнать? - прикладывая холодную ладонь к отекшему виску, промямлил поп. - Что жагружили, то и храню. Хоть оружие, хоть...

- А кто это с тобой поделился, а? - Митька вынырнул из занавешенного алтаря, вмиг преодолев расстояние в несколько метров. Оказавшись возле священника, парень снова наставил на него свой обрез.

Порфирий медленно и весьма осторожно поднял руки вверх, всем своим видом давая понять, что он не намерен оказывать какое-то сопротивление.

- Не лезь, Ящер, целей оштанешься! - дыхание вырывалось из приоткрытого рта священнослужителя с неприятным шипящим свистом, словно не человек говорил, а змея шипела.

- С кем работаешь, отец Порфирий? - снова спросил Митька, и злобно улыбнулся, ткнув собеседника в живот.

Как только обрез больно уперся в область печени, Порфирий всеми фибрами своей православной души осознал, что надо становиться сговорчивее. А ну как прикончит его Митька-Ящер? С него станется! Времена нынче лихие, искать особо не станут, пришлют из города нового дьякона с божиим благословением, да и все дела. Уступать насиженное место никак не входило в планы священнослужителя, поэтому, тяжело вздохнув, он прислонился к стене и прошепелявил:

- Чехи тут были, но крашные их выбили. Есаул, который с чехами шел на шоединение с каппелевцами, велел мне принять провиант и оружие под подпись и честное христово слово, я и согласился, смурной. - Сказав это, поп застыл с самым скорбным выражением, на какое только был способен. Получилось весьма убедительно, учитывая, что половина лица отекла и налилась блестящей сизой теменью.

- А красные? - не унимался Митька.

- А что они? - дьякон хитро прищурил здоровый глаз.

- Не мети хвостом, поп! - в руках парня мелькнул обрез, священнослужитель увидел яркие оранжевые блики на холодном металле. - С красными ты, или с белыми?

Ну и ну, - подумалось попу. Вопрос не в бровь, а в глаз. Сказать, что с белыми опасно. Вдруг другие прознают. По поводу второго варианта тоже все не слава богу, этот дурак, похоже, не ровно к ним дышит. Обобрали его мамку, пока он на службе стоял.

Некрасиво, конечно, вышло, Порфирий сто раз говорил председателю и заезжим комиссарам, что не стоит вот так вот, в открытую грабить. Можно же и по-тихому конфисковать, если приспичило, народ пошумит-пошумит, да угомонится. А забирая последнее, слишком многих они против себя настраивают. Слишком многих.

- Я, Митенька, - примирительно поднял руки поп, - за правду, а правда одна, христова вера, да доброделание через покаяние. Вот погляди, ты не каялся давно, и к чему все это привело? Бога не боишься, на людей нападаешь!

- Винтовка рождает власть, так, кажется, в царской армии учат? - усмехнулся парень, вспоминая слова проезжавших через село белогвардейских офицеров.

- Какой еще царской армии, очнись, Митенька! - Дьякон сменил интонацию. Теперь он словно бы осуждал глупого, неразумного деревенского паренька. - Отступает она, армия-то, и законной ее уже никто не считает. Время теперь такое, красный террор наступает, большой передел грядет. Те, кто еще вчера у власти держались, сегодня в опале, а вчерашние террористы людей судят.

- Об этом, Порфирий, не извольте беспокоиться, - обветренные губы Ящера расплылись в недоброй улыбке. - Это дело мы постараемся поправить, а уж если и не поправить, то хотя бы не запятнать белоармейскую честь.

- Ты, что ли, поправлять-то будешь? - усмехнулся священнослужитель, запоздало понимая, что делает это зря.