Ящер страсти из бухты грусти

Кристофер МУР ЯЩЕР СТРАСТИ ИЗ БУХТЫ ГРУСТИ

Эта книга – маме

БЛАГОДАРНОСТИ

Благодарю д-ра Кеннета Берва и д-ра Роджера Вундерлиха за консультации по вопросам душевного здоровья и психоактивных средств; Гэлена и Линн Рэтбан за советы и информацию по биологии и мечению крыс; Чарли Роджерс, Ди Ди Лейчфасс и Джин Броди за вычитку рукописи и замечания; моего литературного агента Ника Эллисона; Рэчел Клэйман за терпение и точность редактуры; и, наконец, всех, кто пожелал поделиться опытом приема антидепрессантов и прочих психотропных средств – вы знаете, о ком я, шизики ненормальные. (Шучу, шучу.)

ПРОЛОГ

Сентябрь в Хвойной Бухте – это вздох облегчения, рюмашка на сон грядущий, заслуженный отдых после праведных трудов. Мягкий осенний свет сочится сквозь кроны деревьев, туристы возвращаются в Лос-Анджелес и Сан-Франциско, а пять тысяч жителей Хвойной Бухты просыпаются и понимают: снова можно найти место для парковки, заказать столик в ресторане или прогуляться по пляжу, не получив по затылку шальным фрисби.

Сентябрь – это надежда. Наконец прольется дождь, и золотистые пастбища вокруг Хвойной Бухты зазеленеют, высокие монтерейские сосны на склонах холмов прекратят сбрасывать хвою, леса Биг-Сура перестанут гореть; хмурые ухмылки, которые все лето доводили до совершенства официантки и клерки, расцветут в нечто напоминающее человеческие выражения лица; детишки вернутся к школьным радостям – дружкам, наркотикам и оружию, которых так недоставало летом, и все, наконец, обретут хоть какой-то покой.

Приходит сентябрь, и Теофилус Кроу, городской констебль, любовно срезает клейкие багряные макухи со своих кустов сенсимильи. Мэвис из салуна “Пена Дна” сгребает бутылки с верхней полки обратно в кладовую, откуда их когда-то извлекли. Трое работяг с бензопилами валят усыхающие сосны, чтобы они не рухнули на чью-нибудь крышу в зимнюю бурю. Вокруг домов Хвойной Бухты растут и ширятся поленницы, а трубочист переходит на круглосуточный рабочий день. Полка с козырьками от солнца и бессмысленными сувенирами в лавке “Морской Рассол: наживка, снасти и отборные вина” освобождается от всякой хренотени и заполняется свечами, батарейками к фонарикам и керосином. (Сосны Монтерея печально известны неглубокой корневой системой и склонностью падать прямо на линии электропередачи.) В магазине высокой моды Хвойной Бухты на свитер с оленями премерзкого вида вешают зимний ценник – только затем, чтобы весной снять его снова, и так десять лет подряд.

В Хвойной Бухте, где ничего не происходит (или, по крайней мере, уже долго ничего не происходило), сентябрь – целое событие, тихий праздник. Людям здесь нравится отмечать праздники тихо. Они и переехали-то сюда из больших городов для того, чтобы избавиться от событий. А сентябрь – праздник однообразия. Каждый сентябрь похож на предыдущий. Но только не в этом году.

В этом году произошло целых три события. По городским меркам – небольших, но и они с успехом вышибли дух из так любимого здесь статус-кво. В сорока милях к югу в трубе охлаждения ядерной электростанции Дьябло-Каньон открылась течь – крошечная и не очень опасная. Мэвис Сэнд дала объявление в журнал “Песенник”: на всю зиму в салун “Пена Дна” требуется блюзовый певец. А Бесс Линдер, жена и мать двоих детей – повесилась.

Три события, три предзнаменования, если угодно. Сентябрь – ожидание того, чему суждено случиться.

ПОХОЖЕ, У НАС ПРОБЛЕМА

Нет, вы только подумайте!

Какой сегодня день странный!

А вчера все шло как обычно.

Может, это я изменилась за ночь?

Дайте-ка вспомнить: сегодня утром,

когда я встала, я это была или не я?

Кажется, уже не совсем я!

Но если это так, то кто же я в таком случае?

Все так сложно...[1]

Льюис Кэрролл, “Приключения Алисы в Стране Чудес”

ОДИН

Теофилус Кроу

Для покойницы Бесс Линдер пахла не так уж плохо: лавандой, шалфеем и чуть-чуть – гвоздикой. По стенам столовой Линдеров на колышках было развешано семь шейкерских[2] стульев. Восьмой перевернулся под Бесс, тоже свисавшей с колышка на миткалевой веревке. Еще на потолочных балках болтались сухие букетики цветов, корзинки разнообразных форм и размеров и связки сушеных трав.

Теофилус Кроу знал, что ему следует вести себя как подобает полисмену, но он просто стоял вместе с двумя санитарами Пожарной бригады Хвойной Бухты и таращился на Бесс, точно она была ангелом, только что надетым на верхушку новогодней елки. Тео думал о том, что пастельно-голубой оттенок кожи Бесс хорошо гармонирует с ее васильковым платьем и узорами на английском фарфоре, расставленном на простых деревянных полках в глубине комнаты. Часы показывали семь утра, и Тео, по обыкновению, был слегка обкурен.