Ящик Пандоры

«С самого начала всё пошло наперекосяк. Когда переходили линию фронта, случайно наткнулись на каких-то шальных бродячих фрицев, и поднялась стрельба. Уйти, правда, удалось без потерь, но в назначенном месте партизан, которые должны были нас встречать, не оказалось. И почти двое суток мы шли по лесам самостоятельно. Потом выяснилось, что отряд обнаружили немцы, и партизанам пришлось срочно уходить. Немцы выслеживали и нас. С большим трудом нам удалось оторваться от преследования. В назначенный район пришли с опозданием. День, когда я должна была встретиться с Гюбертом, был вчера. Но мы, всё-таки, приняли решение, что я должна отправиться в город. На случай, если встреча не состоится, Гюберт должен был оставить сообщение у связной местных подпольщиков. Вот к ней я и отправилась. Связная жила в самом центре городка в деревянном доме на две половины. Полдома принадлежало ей, а другая половина – другим людям. Новости, которые она сообщила, меня не обрадовали. Гюберт, по её словам, почувствовал за собой слежку. К нему, по её словам, «прилепилась гистапа». Связная держала корову, и немецкие офицеры покупали у неё молоко. Гюберт тоже приходил к ней, якобы за молоком. В следующий раз он должен был прийти через два дня.

– Да, вот ещё чего. Чуть не забыла! – сказала она напоследок, – Он велел передать, что в городе Штрюмпфель.

– А это ещё что за зверь? – спросила я.

– Уж не знаю, но рассказывают про него всякие страсти. На партизан, вроде как, наших охотится.

Так я впервые услышала про Карла Отто Штрюмпфеля…»

– Нашей бабуле бы романы писать. – сказал Феликс, – Получила бы Нобелевскую по литературе.

– «Нобелевка» – это фигня. Настоящая премия – это Гонкуровская. – ответила я, – Но её дают только тем, кто на французском пишет. Ладно, читать дальше?

– Читай.

– Подожди. Тут тетрадка ещё какая-то вложена.

– И что в ней?

– Тут по-немецки.

– ?

– Старая, однако. Полагаю, к бабуле попали дневники чьи-то. Может – этого самого Гюберта?

– Откуда?

– Может, он сам ей отдал?

Я пролистала тетрадь. Некоторые страницы были покрыты бурыми пятнами. Кровь? Значит, таинственный автор дневника, или что это было, погиб. И бабушка забрала тетрадь себе. Наверное, это был личный дневник, иначе она сдала бы его вместе с другими бумагами, донесениями, или что они там писали после возвращения с задания. Не знаю. Я снова перелистала тетрадь. На некоторых страницах были рисунки. Иногда довольно подробные, художественно выполненные, а иногда просто несколько штрихов, но удивительно точно передающие настроение. Жаль, что я не знаю языка. Точнее – у меня и способностей-то нет. Бабуля пыталась заниматься со мной в детстве, но поняв, что это бесполезно, – махнула рукой. «Тебе, Славка, хоть кол на голове теши!» – сказала она мне тогда.

– Ну и оставь её! – сказал Феликс.