Я отложила тетрадь. Фантастика какая-то. Славянские язычники, сохранившие веру в Перуна и прочих славянских богов до середины ХХ века. И страшная война кругом. Партизаны, уходящие от карателей.
Глава 4. Неправильный немец и дети единорога
Разбудил нас всех звонок в дверь. Кнопку как нажали, так и не отпускали, а вскоре к звонку прибавились и ритмичные удары в дверь чем-то тупым и тяжёлым.
– Кого это черти несут? – спросила старшая дочь. Часы показывали 3—30. Не то очень поздняя ночь, не то очень раннее утро. Когда мы с дочерьми выбрались в кухню-прихожую, там уже собрались все остальные – Вера, ночевавшая в ту ночь у нас и Стас с Марго.
– Кто там? Поинтересовался Стас, хотя я лично не была уверена, что из-за двери его расслышат. Однако, расслышали.
– *** в пальто! – ответил до боли знакомый голос. Стас вдохнул-выдохнул и повернул ключ. Дверь рванули с такой силой, что племянничек вылетел на лестничную клетку. А в квартиру вторгся Феликс. Пьяный в лоскуты и с какой-то девкой.
– Где это он так? – риторически спросила Марго.
– Там, где наливают! – покачиваясь ответствовал Феля. Его спутница бросила на нас извиняющийся взгляд и попыталась просочиться в дверь. Фелькина реакция, однако, была молниеносной. С неожиданной для пьяного прытью он ухватил девицу за рукав куртки.
– Куда?!
– Феликс, ты уже дома, я пойду. – она попыталась высвободиться, но Фелька держал её крепко.
– Я буду руки твои целовать! – немелодично завопил Фелька.
– Феликс, я пойду. – вновь безуспешно попыталась воззвать к нему девица.
– Куда?
– Домой. Феликс, пусти меня.
– Ты. Вот ты скажи мне! В чём ты видишь… – вцепился в неё Феликс.
– Феликс, пусти меня!
– Нет, ты скажи мне! В чём ты видишь своё место в жизни? Ты! Женщина!
– Феликс, пусти меня.
Тут Стас решил, наконец, вмешаться. После непродолжительной борьбы, они с моей старшенькой утащили Феликса в его комнату. А я решила заняться судьбой девицы. Выяснилось, что живёт она далековато – где-то на Гражданке. Я вызвала ей такси.
– Мы работаем вместе. – виновато оправдывалась она.
– Вас как зовут? – спросила я девицу.
– Оксана.
На Феликса периодически накатывало, и раз в месяц он напивался до поросячьего визга. В чём крылась причина его поступков – было тайной для всех. Во хмелю Фелька бывал буен и агрессивен, а проспавшись, как правило, ничего не помнил, или делал вид, что не помнил.
Оксана появилась через несколько дней. Её опять привёл Феликс. На сей раз он был трезвый. И причину её визита он объяснил просто:
– Она немецкий хорошо знает.
– И что? – не поняла я.
– У бабули там какая-то тетрадка на немецком есть. Оксана сможет перевести.
– А удобно? – вдруг засомневалась я. Мне не очень хотелось посвящать в наши дела посторонних.
– Неудобно штаны надевать через голову. И спать на потолке. – ответил родственник, – По-любому записи надо было бы перевести.
– Бабуля частично перевела.
– Частично. Вот именно.
– Ладно, уговорил.
Накануне я снова наведалась в бабушкину комнату и немного разобрала бумаги. Бабуля действительно частично начала переводить немецкие записи. Но даже беглого взгляда на записи в тетрадях было достаточно, что писали их разные люди. Почерк в тетрадках был разный. Я выбрала наугад одну из них и пролистала. Тетрадь была потрепана, а в некоторых местах прожжена. Даже на первый взгляд было видно, что записи в этой тетради были написаны явно не в кабинетных условиях. Тетрадь я отдала Оксане не без внутреннего колебания. Но девушка оказалась порядочной и добросовестной. Она не просто перевела записи, но и распечатала их на принтере. Я не знала, кто был автором этих записей – Гюберт, или кто-то другой. Про себя я назвала их:
Интересно-интересно. А кто бы это мог писать? Гюберт? Или другой? Но кому тогда принадлежала вторая тетрадь? Или тетради? И каким путём они попали к бабушке? Я снова углубилась в чтение.