Ящик Пандоры

Вечер у «Вольфганга Пака». Он попросил официантку принести немного сырого теста для пиццы, из которого вылепил две фигурки — мужскую и женскую. И положил их на стол. Снизу женщину, сверху мужчину. Мы не стали ждать, когда нам подадут еду.

Отель «Кембрия», День поминовения. Окно открыто, ветер развевает занавески. Трой рвет для меня цветы на обочине.

Первая съемка, на которую я пришла. Автокатастрофа для фильма о Джеймсе Бонде. Машина свалилась с моста прямо в воду. Я решила, что Трой погиб, так долго он не показывался из воды. Потом он смеялся надо мной, называл меня «деткой». Я ненавидела это — смотреть его трюки — и все-таки приходила каждый раз.

В субботу у него опять съемка, трюк для фильма Эдди Мерфи на мосту на 6-й улице. Я поеду туда, как в старые добрые времена, и все будет хорошо.

Я повторяю это себе снова и снова. И снова глотаю водку. Когда же, наконец, исчезнут их лица, на каком глотке.

Воспоминания о том, чего больше нет, похожи на похороны.

Звонит мать.

— Ты должна была привезти мне продукты. Сегодня пятница. Тебе наплевать, что я голодаю.

Я еду покупать эти чертовы продукты, привожу их к ней домой.

Она листает альбом с фотографиями, показывает мне:

— Это мы с твоим отцом, когда ездили на Барбадос. Посмотри, как он был хорош. В отеле проводили танцевальный конкурс, и мы его выиграли. Он говорил мне, что я такая грациозная, что могла бы выступать на сцене.

Она проливает на себя выпивку и начинает рыдать.

— А теперь, что он сказал бы теперь, глядя на меня?

Уставившись на меня, она тычет в меня пальцем:

— А ты, ты вообще разбила бы ему сердце. Он так гордился тобой. А если бы он увидел, как ты одеваешься, как разговариваешь, то сгорел бы со стыда.

Я смотрю на фотографию отца. Наши глаза встречаются. Ты сдох, а я живехонька, вот что приходит мне в голову.

Там есть еще одна фотография, внизу, на той же странице. Это я в десять лет. Я хочу вызволить ее оттуда, не желаю даже на фотографии находиться рядом с отцом.

— Можно мне взять вот эту?

Мать пожимает плечами:

— Бери, бери.

Ей по фигу, останется у нее моя фотография или нет.

Я отдираю снимок от листа, и там остаются четыре пятнышка от клея. Теперь отец в полном одиночестве.

Дома разглядываю фотографию.

На мне балетная пачка, расшитая блестками, на голове — маленькая корона. В этот день был балетный спектакль. Я счастлива, как никогда в жизни. В классе я лучше всех танцевала, и учительница доверила мне сольное выступление.

Я занималась каждый день. Я выйду на эту сцену, пусть увидят, что я не такая, как все. И моя жизнь изменится.

Каждый вечер я складываю крендельком пальцы на удачу и загадываю желание: Хочу быть звездой, пожалуйста, пусть я стану звездой.

Бабушка приезжает навестить нас. Я веду ее к себе в комнату и танцую кое-что из своего номера. Мать ревнует.

— Почему это ты показываешь ей свой танец? Мне ты никогда не разрешала смотреть.

Бабушка обнимает меня:

— Маленькая моя Лори, ты такая талантливая, не могу дождаться твоего выступления.

А вечером накануне спектакля мать говорит мне:

— Могу тебя порадовать. У меня для тебя сюрприз. Твой отец отпросился с работы, чтобы посмотреть твое выступление.

Я не хочу, чтобы он там был, не хочу, чтобы он видел, как я танцую, не хочу, чтобы видел меня в пачке. Я просто захожусь в крике.

— Если он придет, я никуда не пойду!

Мать кричит в ответ:

— Как ты смеешь так говорить об отце!

Он спокоен:

— Ничего страшного. Если она не хочет, я не пойду.

Ублюдок. Корчит из себя страдальца.

Мать смотрит на меня:

— Ты просто убиваешь отца, знай это.

На следующее утро я встаю в шесть утра. Не могу ничего есть, я слишком взволнована. Надеваю костюм. Я готова ехать.

Меня должна везти мать. Она все копошится, времени уже в обрез. Я кричу ей:

— Быстрее, быстрее!

Но она на меня ноль внимания. Кажется, что она нарочно тянет время, чтобы я опоздала и пропустила свое выступление.

Наконец мы садимся в машину. На шоссе попадаем в пробку. Впереди произошла авария, и транспорт весь стоит. Я открываю дверь и выпрыгиваю из машины. И я бегу по бульвару Уилшир, в пачке, в балетных туфельках, к театру Уилшир-Эбел.

Люди показывают на меня пальцем, улыбаются, кричат, аплодируют. А я бегу и бегу, не чувствуя усталости.

В спектакле я самая лучшая, это говорят все. Но он так быстро закончился…

Потом люди приходят за кулисы. И мать тоже. Но мне нужна не она.

— Где бабушка?

— Не знаю. Она не приехала.

Я возвращаюсь домой и бросаюсь к телефону.

— Бабушка, где ты была? Почему ты не приехала?

— Я ничего не понимаю. Твой отец позвонил мне вчера вечером и сказал, что в театре был пожар, все разрушено и спектакля не будет.

Я дожидаюсь, когда отец вернется с работы, и вцепляюсь ногтями ему в лицо.

— Тпру, детка, тпру, — смеется он, хватая меня за руки.

Водка, опять водка. Я все вспоминаю ту фотографию. Я в пачке, с глупой улыбкой. Мне хочется плакать, плакать. Надо посмотреть, не разучилась ли я складывать кренделек удачи. Вроде нет. Он ведь должен был охранять меня, не давать случиться ничему плохому.