Ящик Пандоры

Любопытный Липенко принялся складывать факты… О работе старого академика сын вряд ли много знал, то поколение умело не трепаться, особенно в семье. И если бы не азартный интерес Володьки Сотникова, скорее всего, сам Белявский кинул бы письмо в общую кучу. Но, присмотревшись повнимательнее, мог увидеть что-то важное. Что же? Что упустил сам Валерий? Вопрос не давал ему покоя, а когда догадка наконец-то озарила, Анатолий уже покинул Боровицкую, обосновавшись с сыном на Китай-городе. Он же узнал местонахождение! К четырнадцатому году из перехваченных по каналам спецсвязи радиосигналов уже было хоть частично известно, какие военные объекты уничтожены, а какие уцелели. И кому, как не сотруднику Генштаба, знать, где они расположены? Об этом умолчал Анатолий, а Сотников исчез на годы, и остался от него теперь один вот бумажный обрывок…

Липенко снова, не веря собственным глазам, впился взглядом в текст. Да, этот номер войсковой части оставался последним недостающим звеном. И попытка его узнать… Вспоминать было неприятно, и архивариус запихнул листок в карман, словно это могло заглушить голос из памяти… «Валер, ты понимаешь, что произойдет, если образец попадет в метро? В замкнутое пространство? Ты тоже хочешь его использовать?! Да что вы за люди такие, мало было ядерной войны, а вы хотите подтолкнуть к самому краю, торопитесь, чтоб побыстрее. Чтоб одни мутанты на земле… Я для сына хочу хоть что-то чистым оставить, ему жить…»

Липенко понимал. Можно было бы, перекрыв туннель, одним махом очистить любую станцию и присоединить ее к формирующейся Арбатской Конфедерации. А если соседи будут ерепениться, пригрозить им дальнейшей колонизацией. Даже если образец вещества так мал, что его не хватит на два применения, одна лишь угроза могла подействовать. Но тогда он распрощался с честолюбивыми мечтами и, так и не обнаружив бриллиантов в дерьме, на многие годы прирос к архиву Полиса, постепенно теряя надежду найти что-то толковое. И по иронии судьбы Максим Белявский вдруг появился на пороге, протягивая ему ключ к власти!

Неизвестного брамина с татуировкой Валерий, конечно, по описанию не узнал, но из рассказа мальчишки понял, что Володьку Сотникова он больше никогда не встретит. За эти годы, что таскался где-то по метро, скрытный химик так и не отдал никому письма. А может, и предлагал кому-то, и даже не раз, только не верили старому идиоту. Да и не разгадал бы никто этой тайны пяти цифр – номера войсковой части… Не то шифровали секретчики, не то! Даже с кодом изделия тут быстро знатоки управились, а где же искать?! Липенко оглядел свой бесполезный пыльный склад бумаг и в отчаянии рухнул за стол, опустив голову на руки, пытаясь найти ответ на этот мучивший его вопрос.

Что-то здесь было не так… Конечно, Максима не могло не радовать, что Старейшины, которые вроде всем тут заправляли, кроме кшатриев, ничего не узнают о пропавшем брамине, земля ему пухом. Но чтобы простой архивариус решил, важно или не важно, – это было странно донельзя! Как старшему не доложить, чтобы вопрос перетерли? Тем более, отрава какая-то в бумаге нашлась. Не в самой бумаге-то, в шифре. А находится эта самая химия вообще незнамо где, и черт с ней, пусть себе лежит. Как Липенко говорит, уничтожить должны были еще до войны. Но с чего же тогда архивариус бегал по комнате, будто жопой на сковородку сел? Где именно его так припекло, Максим пока не понял. Зато теперь вспомнил, кто такая Пандора: сказка это древнегреческая. Ей же сказали: не открывай ящик, там заперты несчастья для людей. Она открыла, конечно. И Липенко не зря про ящик сказал, уже подбирается к крышке, хочет внутрь заглянуть. Надо попробовать убедить его, что эта информация опасна, если словами не получится, так есть и другие средства убеждения. Можно еще вернуться и расспросить, как следует. Но и других забот хватало.

– Сим, тебе здесь не надоело?

Странно, что неусидчивая девчонка уже долго слушает учителя, Семена Михайловича, видно, интересно стало. Вроде, ничего особенного: как раньше люди делали бумагу… Но брамин рассказывал об этом так, что Максиму, будь он в другом настроении, тоже захотелось бы сесть на пол и послушать. Не сейчас.

– Пойдем, погуляем, как дома?