Ящик Пандоры

— Эго чтобы вы не потерялись, — одарила Ванду совершенно голливудской улыбкой длинноногая Линда и, изящно лавируя в толпе, повела ее к машине, ожидавшей на стоянке аэропорта. — Возможно, это не очень хорошо получилось, — извиняющимся тоном обратилась девушка к Ванде, когда машина уже выруливала со стоянки, — но ваше выступление запланировано на завтра. Получается, что у вас остается очень мало времени на то, чтобы адаптироваться и подготовиться, но если вы будете настаивать, я готова побороться с нашими устроителями, чтобы его перенесли хотя бы на день. Но это надо делать немедленно, чтобы у них было время подобрать замену. — Линда с готовностью извлекла из сумочки крохотный аппарат мобильного телефона, но Ванда ее остановила:

— Ничего не надо делать немедленно, потому что мне совершенно не нужно время на подготовку — я готова выступать прямо сейчас, а для адаптации вполне достаточно будет сегодняшнего вечера.

— О, госпожа Василевская, вы, как говорят русские, сняли скалу у меня с плеч. Это была бы очень большая проблема, но я бы все равно ее решила.

— Не сомневаюсь.

— Но все равно, большое спасибо вам. Это удивительно, что такая "красивая и знаменитая женщина столь покладиста и не требует для себя особых условий. Вот если бы на вашем месте была американка…

— Значит, вам повезло, Линда, а американка досталась кому-то из ваших коллег.

— О, это абсолютная правда: мне крупно повезло!

Спустя чуть более суток с момента этого мимолетного разговора в машине Ванда поднималась на трибуну международного конгресса под одобрительные аплодисменты зала и даже недвусмысленное весьма причмокивание каких-то двух бородачей, сидящих в первом ряду, прямо у ступенек, ведущих на сцену.

«Эти-то точно американцы», — почему-то решила Ванда и неспешно направилась к трибуне.

«Русский профессор, совершившая небольшой переворот на конгрессе и вызвавшая своим сообщением раскол среди его почтенных участников, должна быть отмечена нами, помимо этого, еще благодаря своей ослепительной красоте и элегантности, чего ранее за русскими учеными дамами не замечалось. Появившись на сцене конгресса, она сразу же вызвала аплодисменты зала и короткий путь к трибуне прошествовала величественно и даже царственно, словно ей предстояло не короткое весьма выступление, а по меньшей мере собственная коронация» — таким покажется этот момент одному из журналистов, освещавших ход научного форума. Но все это будет несколько позже.

Пока же Ванда говорила, обращаясь к огромному, заполненному до предела залу:

— Когда уважаемые устроители конгресса попросили меня озаглавить текст моего выступления для включения его в перечень докладов, я рискнула предложить название, более подходящее для детективного романа, нежели для научного сообщения, — «История одной ошибки», но уже несколько минут спустя отказалась от этого варианта, потому что вопрос — была ли совершена ошибка? — требует как раз нашего с вами осмысления и в конечном итоге ответа. Тогда я решила озаглавить свое выступление «Ящик Пандоры», что звучит в контексте научного форума, возможно, еще более странно, но именно так озаглавлена была статья, которую моя бабушка, известная многим из вас профессор психиатрии Ванда Василевская, написала в далеком 1959 году, но не решилась опубликовать. Сегодня, дамы и господа, я делаю это вместо нее, представляя на ваш строгий суд также и некоторые свои соображения…

Доклад Ванды, как взахлеб писала многочисленная пресса, действительно всколыхнул волну самых острых дискуссий, которые не прекращались еще долго и по завершении конгресса. Впрочем, Ванда избегала принимать в них участие, ибо свою позицию она уже довела до сведения научного мира, добавить к сказанному ей пока было нечего, а заставить изменить свою точку зрения на этот вопрос ее не смог бы и сам Господь Бог, вздумай он вдруг явиться участникам конгресса в собственном обличье. Впрочем, подумав так однажды, Ванда тут же осенила себя крестным знамением, принесла Господу самые горячие и искренние извинения, но осталась при своем.

Дискуссия, развернувшаяся на конгрессе, отчего- то перестала интересовать ее вовсе, журналистов она пыталась избегать всеми возможными и невозможными способами, покидая отель и через подземную автостоянку, и через служебный ход, ведущий на тихую узенькую венскую улочку, с незапамятных времен вымощенную круглыми, отполированными миллионами ног булыжниками. И каждый булыжник — век, и каждая сотня — тысячелетие, и сколько тех веков распласталось на черной булыжной мостовой.

Теперь одержима Ванда была одной лишь идеей, и, как ни странно, обстоятельства или какие-то высшие силы с явным желанием пошли ей навстречу.