Ящик водки. Том 1

— Но тут возможна такая тонкость. Человек мог уйти на Дон — или в пираты, — еще не убив, за пять минут до того, как он мог убить. И он принимал решение — уйти пока не поздно, пока его еще не ловят. Мне кажется, именно вот так основная масса на Дон уходила — за пять минут до поножовщины: «Выйду в чисто поле или в чисто море, а там острова какие-то… Барбадос…» Вот мы с женой были в музее пиратства, это под Бостоном, в бухте Провиденс — занятно. Кстати, корсары — это официальные пираты, которые под короной ходили. Дань правительству платили и получали возможность безнаказанно грабить иностранные суда.

— Но ты согласишься, что и плотность полиции, и неотвратимость наказания — это в Европе всегда было ярче выражено, чем в России.

— В какой период? Надо еще разобраться…

— Да всегда… Но давай мы в свой период вернемся. Вот ты уже практически закончил писать диссертацию. Шел по прямой дороге, и все было тебе ясно…

— Нет. У меня были проблемы с трудоустройством! У меня не было ленинградской прописки, я был прописан в области. И меня никто не брал на работу. Уже став кандидатом наук, я продолжал трудиться дворником. Ну, формально еще не был я кандидатом, но аспирантуру уже закончил и ожидал неминуемой защиты — моя очередь подходила.

— Ты фактически был ущемлен в правах.

— Да не был я ущемлен. Меня все устраивало! Кстати говоря, когда я после защитился и пошел работать в НИИ, мне родители перестали помогать — все, я уже закончил учебу, самостоятельный человек. И мы стали жить хуже, чем когда я работал дворником!

— А я в 86-м году все так же работал в калужской газете, но уже много печатался в больших газетах — «Собеседник», «Комсомолка», «Советская Россия». Тогда это было круто. Они были не то что сегодняшние газеты, а настоящие, качественные, высокие — типа как «КоммерсантЪ» в начале 90-х.

— А чего они на тебя обратили внимание? Много ж вас таких провинциальных журналистов… Ценили твое острое перо? Ты уловил дыхание перестройки?

— Когда пошла перестройка, то ЦК начал директивно требовать от центральных газет — давать материалы поострей. А где взять поострей? Естественно, с мест. А ну, что-то вроде пропечатайте отдельные недостатки! Люди говорят — ага, пропечатаем, а нас завтра на цугундер…

— А тебе это было до фени?

— Ну. Это ж развлечение, острые ощущения.

— А, это как сейчас — Кремль критиковать нельзя, но поскольку мы взяли курс на демократию, то критиковать кого-то надо. Ну давайте местных царьков. А кто положение на местах знает лучше, чем местные журналисты? Вот давайте возьмем самых талантливых из них, в частности Свинаренко…

— Ну, к примеру.

— Все можно критиковать, кроме президента, типа — жена цезаря вне подозрений. А вот губернаторов отметить — милое дело. И министров. Вот поэтому сейчас все изгаляются, какие они плохие. Вон Наздратенко кто только не пнул! В этом смысле мы вперед пошли…

— Да. Раньше только дворников — таких, как ты — критиковали, а теперь можно и министров. Безнаказанно причем! А комсомольским газетам и тогда дозволялось больше — типа пар в свисток, все такое… Была, конечно, логика — основы не надо трогать. У меня вот был любимый персонаж — дояр Витя Иванов.

— Типа как у Лаэртского — дояр Федя Мощнорукий?

— Это было в районе, чтоб не соврать, в Мосальском, что ли. И я про него дал серию здоровенных заметок в разных газетах. Там пафос был такой. Этот Витя, шустрый такой парень и многодетный отец… Так его ноу-хау было в чем? Что он, с одной стороны, не пил, а с другой — не воровал. Обычно ж доярки разворовывают все — от комбикорма до молока, а этот был такой преувеличенно честный. Имеется в виду надой от голодных коров, оставшийся после воровства коровьего комбикорма. А у Вити коровы были сытые, молока получалось много, и он его еще к тому же не крал. Фантастика! Лисовский и сегодня жалуется, что доярки воруют (у него не только куры в его «Моссельпроме», но и коровы есть как попутное производство)! Молоко воруют. И Лисовский никак их не может упросить, чтоб они просто воровали, а не разбавляли оставшееся молоко водой — чтоб не видно было. Потому что такое молоко повышенной жидкости не принимают на молокозавод, его могут взять только на переработку в какой-нибудь сыр, причем за отдельную плату. И вот Лисовский призывает доярок воровать открыто, чтоб он не попадал на дополнительные бабки. Спиздили, говорит, и отдыхайте спокойно, оставьте все как есть. Не делайте лишней работы! А они не слушают. И доливают.

— Ну, тут Геннадий Андреич Зюганов мог бы дать разъяснение. Он утверждает, что народ русский очень совестлив. Он водой разбавляет от совестливости!

— И вот в итоге Витя ничего не брал — ни кормов, ни молока, — и молока у него выходило до ебени матери.

— Ему коллеги темную не устраивали?