Ящик водки. Том 2

— Ну, тут я даже затрудняюсь… Я помню это двойственное чувство… И Хикмета вроде жалко, но ведь и Святую Софию они нам не отдали! И в ней сейчас, увы, мечеть… Еще про Германию. Нас как-то привезли в какую-то крепость на экскурсию. Wartburg? А может, и не Wartburg. Ну, где-то на горе. И там на стене картины со сценами обороны крепости. Нападающих скидывают со стен в пропасть. «А кто ж это на вас тут, интересно, нападал? Какие-то у них физии рязанские…» — спрашиваю. «Как кто? Славяне! Это ж ваши исконные земли. Мы их у хозяев отняли, а когда те пытались все обратно отвоевать, мы их со стен скидывали…» Наши, стало быть, эти земли в Германии. Вот пусть сперва отдадут, а после Кенигсберг требуют. Понял, да?

А еще я нашел недавно такую старую запись у себя в тогдашнем блокноте. Прочитал — чуть не прослезился. Слушай. «Очень тяжело, скучно, тошно жить в Германии. Жизнь дома идет, а ты торчишь тут в дерьмовой загранице. Дурак». Какая красота! Я так переживал, что в Кузбассе забастовки, а мне приходится в Европе прохлаждаться с пивком и любимыми немецкими Bratwurst.

— Ну да, ты же шахтер…

— Жизнь, свобода, забастовки! Вот оно, настоящее! …твою мать. А я марки там получаю в виде стипендии…

— «Какое я типа дерьмо, блядь. Все-таки поддался зову желтого дьявола».

— Я там еще фотоаппарат купил, «Практика». Это было круто по тем временам.

— Хрен бы ты на шахтерских забастовках такой аппарат купил.

— Это да. Но ты понимаешь, какой у меня тогда был пафос?

— Да.

— Это такая как бы блатная романтика — как вот ворам в законе нельзя было жениться, служить в армии…

— Работать нельзя…

— А надо с финкой ходить. И я мучился этими переживаниями, мне казалось, что по понятиям журналистским я должен быть на забастовках. А в это время как раз начиналась забастовка на шахте им. Шевякова. С которой все и пошло. Ровно через десять лет, к юбилею той забастовки, я поехал туда и сделал большую заметку про то, как, с чего и почему все тогда началось.

— На «Воргашорской» же началось!

— Не, не. Главная была — Шевякова. Междуреченск. И вот я поехал выяснить, что случилось с революционерами и довольны ли они содеянным.

Комментарий

Шахтерские забастовки 89-го. Отрывки из моей старой статьи.

«Колыбель шахтерской революции — это сегодня огромная братская могила. Может быть, самая глубокая в мире: 280 метров . После революции, когда СССР развалился, там было несколько страшных подземных взрывов. Погибли люди. Удалось поднять наверх только двух мертвых шахтеров, а остальных 23 не смогли достать: под землей после еще долго горел уголь. Перед тем как шахту закрыть, в нее, чтоб потушить этот пожар (помните, раньше модно было говорить про социальный взрыв, про пожар революции — так перед вами буквализация метафор), долго лили воду… Ну, мертвые худо-бедно похоронены, хотя, конечно, очень экзотическим способом. А из живых тоже никто не забыт: всех уволили по сокращению и заплатили на прощание по три оклада. Четырем дали денег, чтоб выучиться какой-то другой профессии. Остальным — а всего на шахте Шевякова было две тысячи человек — не хватило. Вы удивитесь совпадению, но безработных в Междуреченске сегодня приблизительно столько же.

…Такая картина, новый русский апокалипсис. Колонна шахтеров в робах, с черными лицами, с горящими на касках лампочками — средь бела дня молча идет по городу. Выразительная картинка? В Междуреченске, в 89-м, ее видели. «Аж мороз по шкуре шел», — вспоминает очевидец. А в Москве такого пока не видели.

…Был исторический день 10 июля 1989 года. Началось, как всегда, с чепухи. Три месяца обещали выдать мыло, и опять не дают! А в продаже его тоже, если помните, не было. Шахта Шевякова. Звено Валеры Кокорина — он главный заводила — выехало из шахты и стоит все черное, обсыпанное угольной подземной пылью, и не хочет немытое домой идти.

— Доколе! — Ну и так далее в том же духе. Тут бы выйти завхозу и рявкнуть:

— Чего разорались, мать вашу!

И выдать им три куска хозяйственного мыла — на двенадцать человек как раз бы хватило, куски здоровенные. Помылись бы ребята и пошли б домой пиво пить и, как настоящие интеллигенты, по кухням показывать власти кукиш в кармане.

Но вот не нашлось же этого вонючего мыла, которое варят не из собачьих ли гнилых костей?! И рухнула империя. Знали б на Старой площади, прислали б мыла с фельдъегерем, спецрейсом.

Дальше — уже в центре города — громкий митинг. С соседних шахт подъезжали посмотреть: будут бить или нет? Поскольку не били, площадь быстро заполнилась вся.

— Жим-жим был сильный, можешь не сомневаться, — вспоминают очевидцы горячие деньки. — Так и ждали, что Новосибирская дивизия внутренних войск подойдет. Горбачев-то раньше применял ведь войска. В Алма-Ате, например, в Тбилиси, так? Мог же и нас саперными лопатками…

А на следующий день и Прокопьевск стал, а там дальше и весь Кузбасс, и стало ясно, что на всех милиции не хватит. Страх пропал. Момент был утерян навсегда.

— Не боялись, что КГБ придет и всех разгонит?