Ящик водки

Насколько я сегодня могу припомнить, эту книжку придумал Кох. Давай, сказал он мне как-то на пьянке, сядем и напишем книгу. Под псевдонимом «Свинаренкох». Псевдоним действительно смешной – в него полностью вошли две фамилии. Почему-то мы им не воспользовались. Мы посмеялись над мыслью о книжке и разошлись. И, в общем, про нее забыли. Не то Григорьев, на тот момент замминистра печати. Он тоже был с нами на той исторической пьянке и на идею запал. И после к делу и не к делу напоминал нам про это. Всякий раз, когда разговор заходил про Коха, Григорьев называл его не иначе как «твой соавтор». И так он капал, капал нам на мозги… И однажды прекрасным августовским утром 2002 года мы таки сели за стол на даче у Писателя (такое погоняло теперь у Коха, и мне трудно его называть иначе) и принялись работать: то есть наливать, пить, закусывать и гнать, и трепаться. Хорошая работка, дай Бог всякому такую, хоть время от времени… К зиме первая глава была написана. Что с ней делать, было непонятно. Дать ей оценку мне как одному из авторов было трудно. Я дал текст Саше Воробьеву, нашему товарищу, гендиректору «Медведя». Я был довольно далек от идеи ставить это в номер. Однако он прочитал и высказал свое мнение: печатать в журнале! Я пожал плечами: печатать так печатать. И так пошло-поехало. Каждый месяц мы делали по главе, и к началу лета первые пять глав уже появились на страницах «Медведя». Я прикинул, что по объему это тянет на книжку, и понес дискету Григорьеву: давай печатай первый том! Ты ж издатель, в конце концов! Ты нас подстрекал, у тебя вон свое издательство – «Вагриус». Григорьев изучил текст и вернул его нам со словами: «Над ним надо много работать. И кроме того, не вижу необходимости дробить книгу на тома. Допишите все, тогда поговорим». Такое нас устроить никак не могло. Книга готова, чего ж еще надо! Мы должны как можно скорей увидеть ее и пощупать! Вдохнуть запах свеженарезанной офсетной бумаги и типографского клея! Прочитать еще раз свой же текст, который, будучи размноженным, выглядит, и звучит, и понимается совершенно иначе! Я пошел в «Эксмо» с этим текстом, и к Московской книжной ярмарке (сентябрь 2003 года) книжка вышла. Дальше вы все знаете. Хороша книжка или плоха, это не ко мне вопрос. Ну, допустим, плоха, и что с того? Я-то ее уже написал. И она уже вышла. Мы с соавтором даже получили какие-то деньги в виде гонораров, от которых, прямо скажу, не разбогатели. Пожалуй, мы больше пропили за это время, что можно отнести к накладным расходам – то бишь даже в ноль не вышли. Собственно, проект и не задумывался как коммерческий. Однако ж надо сказать, что каждый том издавался официальным тиражом 7 тысяч экземпляров с последующей допечаткой еще 3 тысяч. Таким образом, к настоящему моменту распродалось приблизительно 7 плюс 3, после помножить на 3 = 30 тысяч экземпляров. Еще десятку положим на четвертый том, выйдет и вовсе 40 тысяч. Мне эти цифры кажутся вполне достойными. Смутно припоминаю, что при Советской власти это был средненький книжный тираж тех книг, которые были не детективами и не мемуарами Брежнева.

По поводу объявленной концепции книги. Честно говоря, эти 20 лет, в которые мы втиснули свое повествование, – они для круглого счета в основном подгонялись. Под ответ в конце задачника: все ж знают, что бутылок в ящике – 20, так вот и мы. На самом деле эта идея – что действительно была некая эпоха, и она началась именно смертью Леонида Ильича, а кончилась якобы в те самые минуты, когда «боинги» шли на таран, – лично мне тогда казалась несерьезной и в чем-то даже жульнической. Это была – с моей стороны – чисто литературная игра. Но, как мы знаем, вообще вся жизнь не что иное, как игра… Вот и тут: шутки-шутки, а потом вдруг бац – и вон оно как! Жизнь, она завернула покруче… Теперь, окидывая взглядом то времечко, что прошло с американского nine eleven до сегодняшнего русского скучного момента, видишь, что так оно все и было. Мысль про эпоху именно в этих границах, в этих пределах – это было озарение, близкое к гениальному.