Ящики незнакомца. Наезжающей камерой

СЕЛЕСТЕН. Ты просто великолепна. Такие нога, такие… у тебя потрясающая фигура.

ИОЛАНДА. Правда? Однако Жан-Пьер готов отдать свою сестру именно такому жалкому подобию мужчины. Мужчине, износившемуся, даже еще и не послужив, мужчине, думающем о женщинах не больше, чем мой пудель о десятичных дробях. (Жан-Пьеру). Ну и эгоист же ты!

ЖАН-ПЬЕР. Ты никогда раньше не говорила о своих вкусах. Я думал, что тебе больше по нраву интеллектуалы.

ИОЛАНДА. Мне не до шуток. Идиот! Тебе-то, конечно, на это плевать. Сам-то можешь иметь девиц, сколько захочешь — и в конторе, и в другом месте, ты себе в этом не отказываешь. Можно сказать, что это твое основное занятие. Впрочем, на мой взгляд, ты вряд ли способен на что другое. Когда твоей любовницей была Ольга Кутюрье, у тебя было еще не меньше двух помимо нее. Возможно даже, что ты собирал их всех троих вместе. Ах! Почему религия и мораль не позволяют мне тоже иметь троих мужчин? Троих, четверых, (кричит) пятерых! Шестерых! Я бы их пожирала, я бы их иссушила, всех шестерых! Увы, о чем это я? У меня нет даже и одного. И от этого я подыхаю. Вечером я без конца кручусь в постели, в своих воспоминаниях. Даже успокоительное мне не помогает. Вчера я выпила две таблетки. Я вся горела. И даже днем, когда я одна, вдруг всплывет какой-то миг, какой-то образ начинает буравить мне голову, и тоска хватает меня за горло, спускается ниже, сжимает живот клещами и терзает меня.

ЖАН-ПЬЕР. Ну и ну, дело, кажется, серьезное. Ты, наверное, переживаешь. Почему бы тебе не завести любовника, пока не подыщется муж?

ИОЛАНДА. Жан-Пьер, прошу тебя, без пошлостей. С тех пор как ты переметнулся к радикал-социалистам, у тебя какие-то отвратительные мысли.

ЖАН-ПЬЕР. Ни к каким радикал-социалистам я не переметнулся! Я просто поддерживал кандидата от радикалов по своему долгу хозяина, и мне не приходится об этом сожалеть, так как благодаря этому я смог избежать забастовки.

ИОЛАНДА. Кто идет на сговор с адом, сам отдает себя в ад. Я ни с кем не вступаю в сговор. Если мне удалось сохранить свое достоинство вдовы и мою женскую честь, то это потому, что я ни в чем не уступила демону, ни в чем и никогда. В отдельные моменты я чувствую себя осажденной крепостью, в которой не осталось больше ни боеприпасов, ни провианта, ни воды. И, конечно же, у меня перехватывает дыхание. Но я напрягаюсь, без устали борюсь с искушением, обращаюсь за помощью к Богу и моему исповеднику. Я молюсь, я исповедуюсь, я причащаюсь, и все начинается сызнова. Когда был жив муж, моим исповедником был аббат Фушар, ты знаешь его, крепкий мужчина с упругой походкой, горячим взглядом. Я испугалась. Испугалась самой себя. Тогда я обратилась к старому кюре Муше. (Становится на колени на стуле на краю сцены. Жан-Пьер и Селестен Выходят.) Святой отец, я отвратительна себе больше, чем когда-либо. Уже три дня меня терзает буря желаний, которая не дает мне даже заснуть. Это похоже на волны, вздымающиеся со страшных глубин и будоражащие мою плоть без отдыха и покоя. Меня истязают чудовищные видения греха, сладострастия, видения, которые я творю себе сама и которые мне, презренной, нравятся.

БОРДЕР (едва заметный в своей будке). А что же это за видения, дитя мое? Опишите их мне.

ИОЛАНДА. Отец мой, мне так стыдно. Там голые мужчины. Подходят ко мне. Овладевают мною.

БОРДЕР. А в каком вы при этом положении?

ИОЛАНДА. В каком положении?.. Но… я лежу. Разве есть другие положения?

БОРДЕР. Это единственно рекомендуемое. Дитя мое, Господь подвергает вас суровому испытанию, и вы выдержите его, если только обратитесь к Нему. Вы сможете спастись, дитя мое, молитвой и благими деяниями. И, кстати, скажу вам, что некоторые из наших прихожан встревожены ветхим состоянием убранства священнослужителей. И вправду, больно смотреть на наши епитрахили и ризы, заношенные до дыр, потерявшие свой первозданный блеск, что вряд ли делает честь Иисусу. Сейчас организуется специальный комитет, в котором вам хотят предложить место председателя.

ИОЛАНДА. Я согласна, святой отец. Еще один комитет, который влетит мне в копеечку. Им нет конца. Но надо же ведь и попам иметь ризы.

БОРДЕР. Господь оценит ваш щедрый порыв да и приход тоже. Вы по-прежнему собираетесь замуж?

ИОЛАНДА. Разумеется, святой отец. Я думаю только об этом. Мой брат приметил одного молодого врача, который недавно начал здесь практиковать.

БОРДЕР. Только не за него! По нашим сведениям, он социалист, причем социалист-диссидент, хуже каких во Франции нет.

ИОЛАНДА. Социалист он или нет, это неважно, он недостаточно плотен.

БОРДЕР. Вы правы. Я подумал, что вам подошел бы… Некий Эрманго, торговец движимым имуществом, которого в прошлом году постигла тяжелая утрата — смерть жены. Большое состояние. Примерный католик. Возвышенная душа.

ИОЛАНДА. Но, отец мой, он ужасно некрасив!