Яшмовая трость

Обо всем этом я вопрошал себя, когда вошел Дарне. Он извинился, что заставил меня ждать, взял свою палитру и начал писать. Я старался позировать хорошо, но был рассеян. Дарне работал молча. Вдруг он бросил кисть на диван и сам грузно на него опустился. Я перестал позировать и сел рядом с ним. Находившаяся перед нами незнакомка взирала на нас своими далекими глазами. Внезапно Дарне взял меня за локоть и сказал: «Послушайте, дорогой мой Лерен, вы меня спросили третьего дня, почему я пишу теперь только мужские портреты. Так вот, этой прекрасной даме обязан я решением, которое я принял десять лет тому назад и от которого с тех пор не отступал. Вас это удивляет, но вы лучше поймете меня, после того как я расскажу вам сцену, которая произошла в тот день, когда госпожа д'Аранси вошла в последний раз в эту мастерскую».

В то время, когда Дарне встретился с г-жою д'Аранси, он переживал расцвет своей славы. После долгой борьбы он завоевал себе в живописи выдающееся положение. Ему было в этот момент его жизни пятьдесят один год, и годы еще не согнули его высокого стана, так же как не обнажили еще его лба. Крепкий и подвижный, Дарне еще мог считать себя молодым. Во всяком случае, он был весьма молод душой и сердцем — настолько, что, когда на пикнике у маркизы де Жонз его представили г-же д'Аранси, он с первого взгляда в нее влюбился. В результате этой встречи между Дарне и г-жой д'Аранси завязалось светское знакомство. Эта особа, умная и кокетливая, с удовольствием принимала поклонение художника. Вполне естественно, что Дарне предложил г-же д'Аранси написать ее. Она согласилась, и сеансы начались. Дарне воспользовался ими, чтобы подвинуть вперед дело. Г-жа д'Аранси слушала его признания сочувственно. Со дня на день увлечение Дарне все росло. Он влагал в эту зарождающуюся страсть весь пыл своей молодости. Он говорил убедительно и выказывал настойчивость. Со своей стороны, г-жа д'Аранси была, казалось, тронута его любовью, и Дарне, не хвастаясь, мог ожидать близкой победы.

При этой мысли он трепетал от радости. Жизнь казалась ему прекрасной, и он очень бы удивился, если бы кто-нибудь напомнил ему о том, что в его годы такие победы случаются все реже и реже...

И вот однажды, когда Дарне, не прерывая работы, пытался окончательно уверить г-жу д'Аранси в своих чувствах, художнику подали визитную карточку. Сын одного из его старых друзей, гравер Протон, просил принять его для небольшого разговора. Он должен был сообщить нечто очень спешное. Хотя визит этот прерывал весьма оживленную беседу, Дарне попросил у г-жи д'Аранси разрешения уделить несколько минут докучливому посетителю. Дарне уже несколько лет как потерял его из виду. Он смутно помнил о молодом Марселе Протоне как о хилом и неуклюжем подростке; поэтому велико было его удивление, когда пред ним предстал красивый юноша, крепко сложенный и изящный, ничего общего не имевший с застенчивым и неловким студентом, каким он был когда-то.

Ибо он был действительно прекрасен, это животное, прекрасен, как статуя юности. Каким чудом превратился Марсель Протон в Антиноя? Откуда взялась у него эта неожиданная красота? Но надо вам сказать, что если Марсель Протон сделался совершеннейшим красавцем, он зато остался совершеннейшим дурачком. Не требовалось много времени, чтобы заметить его полнейшую тупость. Она выступала в каждом его слове. Когда он сболтнул какую-то особенно вопиющую глупость, Дарне поглядел на г-жу д'Аранси, как бы призывая ее в свидетельницы тупоумия этого человека. Но глаза Дарне не встретили взгляда г-жи д'Аранси. Г-жа д'Аранси, как очарованная, в восхищении созерцала Марселя Протона. В том, как она смотрела на него, было такое ясное признание впечатления, которое он на нее произвел, что Дарне был этим мучительно поражен. Он внезапно почувствовал себя отодвинутым в сторону, отошедшим вдаль. Он понял.

Он понял, бедный Дарне, таинственную и мгновенную связь, установившуюся между этими двумя существами в силу взаимного притяжения их молодости. Да, он был глуп, этот Марсель Протон, который, сидя на том же диване, что и мы, отвечал так дурацки на вопросы, задаваемые ему художником, но он был молод и красив, и эти два качества обеспечили ему восхищенное внимание, которое ему оказывала г-жа д'Аранси. Тогда как он, Дарне, если бы ему даже удалось убедить г-жу д'Аранси в своей любви, если бы даже он добился от кокетства и сострадания молодой женщины милости, которой от нее искал, — никогда она не устремит на него этого взора, полного волненья и желания, который он уловил в ее глазах! И Дарне сразу почувствовал предостережение, данное его пятидесяти годам; он сразу вспомнил о своем возрасте и почувствовал от этого некоторого рода мучительный стыд, к которому примешивались гнев и сожаление!