Они очень отличались одна от другой. Востроносенькой сухонькой Татьяне Егоровне было под восемьдесят. Спина ее давно изогнулась, реденькие серые волосы она кое-как закручивала в тощий пучок, и ходила она опираясь на палку с резиновым наконечником. Однако характер у Татьяны Егоровны был живой, и она даже любила посмеяться над тем, что с ней сделала старость. Свою палку Татьяна Егоровна называла клюкой и временами, вертясь перед зеркалом, приговаривала с непонятным удовольствием: «Ну, ведьма! Ну, совершеннейшая старая ведьма!» Вот и сейчас она шагала так быстро, размахивала клюкой так энергично, что Евдокия Самсоновна с трудом поспевала за ней. В черных волосах Евдокии Самсоновны не было ни одного седого волоса, но она была грузна, страдала одышкой и поэтому говорила отрывисто, словно ставила точку чуть ли не после каждого слова.
Встретившись в метро, родственницы обсудили все, что им рассказала Антонина Егоровна, и пришли к заключению, что та сгустила краски. Живя отдельно от семьи Тараскиных, они считали, что Антонина Егоровна склонна преувеличивать свои волнения, связанные с воспитанием внука.
Войдя во двор, они увидели, что там стоит грузовик и снимать с него вещи взрослым помогают ребята.
— А вот и детишки еще приехали, — заметила Татьяна Егоровна, энергично работая клюкой. — С виду вполне порядочные.
— А вот и милиция, — пробасила Евдокия Самсоновна. — Кого-то. Ведут.
И правда, в противоположном конце двора показался высокий милиционер, а перед ним — несколько подростков.
— Ну вот так уж и ведут! — рассердилась Татьяна Егоровна. — Вот вы тоже панику раньше времени… Он сам по себе идет, а они сами по себе.
Однако скоро она притихла, перестала так сильно взмахивать клюкой, да и шаги ее замедлились. А потом две бабушки совсем остановились, вглядываясь в приближающихся ребят и милиционера.
В разговоре по телефону Антонина Егоровна подробно описала, как теперь стал одеваться их Леша, обе бабушки, как большинство пожилых людей, хорошо видели вдаль, и все же они не сразу узнали своего внука в лохматом парне, несшем бутылку в опущенной руке. Бабушки убедились в этом, лишь когда Леша оказался шагах в десяти от них и когда произошло следующее. Рядом с Лешей шла стройная миловидная девочка в черной шелковой юбке и голубой кофточке.
— Ну-ка, Тараскин, дай сюда! — вдруг воскликнула она звонко, выхватила у Леши бутылку, остановилась и стала пить из нее. В следующую секунду бутылка оказалась в руке милиционера, лицо которого стало сразу малиновым.
— Где живешь? — крикнул он яростно первое, что пришло в голову.
— Извините, Иван Спиридонович! — по-прежнему звонко сказала Оля. — Просто во рту пересохло! — Эту фразу она давно приготовила.
— Где живешь, тебя спрашивают! — снова прокричал Иван Спиридонович.
Оля собралась было ответить, но не успела.
— Ле-о-о-ша! — басом простонала Евдокия Самсоновна, и внимание участкового переключилось на нее.
— Это ваш? — спросил он, кивнув на Лешу.
Татьяна Егоровна как-то бочком подскочила к нему, опираясь на палку, сильно вывернув шею.
— Да, это наш внук, Алексей Тараскин, — сказала она отчетливо, с некоторым вызовом, глядя снизу вверх. — Позвольте узнать, за что вы его?
— Пройдемте в домоуправление, там узнаете.
— Нет. Ну, все-таки. Объясните. Пожалуйста! — Сейчас одышка мучила Евдокию Самсоновну сильнее обычного.
— Пройдемте — объясню. Не будем толпу собирать.
Действительно, новые жильцы, разгружавшие машины, приостановили работу и теперь смотрели, что происходит. Заинтересованные возгласами участкового, остановились несколько прохожих. Поблизости торчали Демьян, Матильда, Шурик и Сема.
— Ну, пойдемте! — сказала Татьяна Егоровна и первой устремилась к домоуправлению.
Мария Даниловна говорила о делах с пожилым бухгалтером, сидевшим за другим столом, когда дверь распахнулась и послышалось суровое:
— Проходите!
Вошла скрюченная худенькая старушка, за ней пятеро ребят, за ними — грузная пожилая брюнетка и, наконец, участковый.
— Приветствую! — сказал он угрюмо. — Детская комната у нас на замке: одна ногу сломала, другая — с воспалением легких. — Он, конечно, имел в виду двух сотрудниц детской комнаты.
— Присаживайтесь! — сказал бухгалтер, указывая на стулья возле стены.
Две бабушки сели, а участковый не сел.
— Так что мне приходится вот такими заниматься, — продолжал он и поставил бутылку перед управдомом на стол. — Значит, познакомьтесь: ваши новоселы. Купили это дело и угощаются. Из горлышка тянут. — Он посмотрел на Лешу и обратился к бабушкам: — Он давно у вас так?
Татьяна Егоровна встала, опираясь на палку. Она говорила громко, но голос ее слегка дрожал.
— Извините, товарищ, но по росту своему я не могу видеть ваших погон, не знаю звания.
— Старший лейтенант Сергеев.
— Так вот, товарищ старший лейтенант, хотите верьте мне, хотите нет, но никогда, никогда в жизни ничего подобного за нашим внуком не наблюдалось.