Ясные дали

— У меня нет вещей, — поспешно ответила она и развела руками, как бы говоря: я вся тут, какую видишь, такую и принимай — в сатиновом полинялом платьице с пояском, скрученным в веревочку, в небольших нечищенных сапожках; ватная тужурка и клетчатый бумажный платок лежали на стуле.

— Как же ты ехала? — спросил я, сбитый с толку, обеспокоенный. Тоня засмеялась, открывая оба ряда белых ровных зубов:

— Без билета.

Позже я узнал, как она очутилась здесь.

…Несколько парней и девушек, в том числе и Тоня, возили колхозный хлеб на элеватор — на станцию Московско-Казанской железной дороги, в сорока километрах от села. Сдав зерно, ребята, перед тем как пуститься в обратный путь порожняком, обычно заворачивали к чайной закусить самим и покормить лошадей.

Один раз на станции надолго задержался московский поезд — ждал встречного.

— Девчата, пошли глядеть, какие люди едут, — сказала Тоня подружкам и побежала к платформе, махая кнутом.

— Чего на них глядеть — люди как люди, — отозвалась Агаша Кувакина, краснощекая толстуха, но за Тоней все-таки пошла, даже Кланю Ботову прихватила.

Девушки прогуливались вдоль вагонов, заглядывая в окна, задерживаясь у подножек; пассажиры покупали с рук малосольные огурцы, жареных кур, молоко…

Возле одного вагона толпилось несколько военных без головных уборов, судя по голубым петлицам — летчики, молодые, беспечные и задиристые. Девушки замедлили шаг и, летчики, смеясь и заигрывая, обступили их плотным кольцом. Один из них, Афанасий, долговязый, черный, с большим горбатым носом, в распоясанной гимнастерке, в тапочках вместо сапог, попытался с шутливой бесцеремонностью обнять Тоню.

— Как зовут, красотка? Подари поцелуй, увезу его в Москву, на память.

Тоня нетерпеливо отстранила его и предупредила беззлобно:

— Не хватай. А то вот ожгу кнутом — будет тебе память! — и замахнулась кнутовищем. Летчики дружно засмеялись.

— Хлещи его, как мерина!

— Ух, сердитая какая! — Афанасий с опаской покосился на Тоню.

Агаша ответила:

— А чего на вас глядеть? Дай вам только волю.

— Сколько пудов выжимаешь одной рукой? — спросил ее Афанасий. — Пудов пять, не меньше?

— Сколько выжму, все мои. — Агаша шепнула что-то Тоне на ухо, и обе прыснули.

— Что вы тут делаете, девчата? — более мирно спросил худенький и юркий летчик.

Мечтательная Кланя смотрела на красивых военных с немым благоговением — она была покорена.

— Мы хлеб привезли, — разъяснила она смущенно. — Вон наши лошади.

— У-у, лошади! Не девичье это занятие — возиться с лошадьми. Едемте с нами в Москву.

— Билеты не успели закупить.

— Давайте меняться: мы на поезд, а вы заместо нас — на телегу.

— Можно и без билетов.

— На штраф денег не заработали.

— Мы вас спрячем, никто не увидит. Едемте.

— Ну вас! Еще завезете куда-нибудь да бросите. Не вернешься.

Долговязый Афанасий торжественно заверил:

— Вы поступите под охрану и защиту бойцов Военно-Воздушных сил РККА, как важнейшие государственные объекты!

В это время с подножки спрыгнул еще один летчик, в гимнастерке без ремня, заметно отличающийся от остальных; четкие и приятные черты лица, застенчивая улыбка, пристальный взгляд живых, умных, нетерпеливо поблескивающих глаз определяли его горячность и мужественность. Афанасий указал на него:

— Вот вам лучший страж: Герой Советского Союза лейтенант Караванов! — Он повернулся к лейтенанту: — Погляди, Андрей, какие замечательные девушки! Хотим забрать их в Москву. Не возражаешь?

— Наоборот, приветствую, — отозвался тот шутливо.

Тоня замерла: она глядела на Андрея в упор, сине-зеленые глаза ее расширились еще больше, потом сузились, довольная и загадочная улыбка раздвинула полные губы. Упрямый взгляд этот и странная девичья улыбка смутили Караванова, рука невольно застегнула пуговицы гимнастерки, пригладила жесткие волосы. Тоня с решимостью подступила к нему вплотную:

— Им я не верю, а вам поверю. Довезете до Москвы?

Афанасий подмигнул Андрею, и тот, сдерживая улыбку, заверил:

— Конечно, довезем.

— Можно взглянуть, как вы едете?

— Пожалуйста.

Тоня передала кнут Агаше, вскочила на подножку и скрылась в вагоне. За ней последовал Андрей, а потом, смеясь и переговариваясь, двинулись и другие летчики. Агаша с Кланей пойти за ними не осмелились.

По другую сторону вагона, гудя и громыхая, прошел встречный. Девушки встревожились. Агаша постучала в стенку вагона кнутовищем:

— Тоня! Вылезай, сейчас поезд пойдет.

Паровоз, действительно, издал продолжительный гудок, и поезд, тихо звякнув буферами, тронулся. Тоня не выходила. Девушки перепугались не на шутку, Агаша забарабанила в стенку вагона:

— Тоня! Тоня! Вылезай! Вылезай скорее!

Они сперва шли шагом, потом побежали, стуча в окно. Тонька высунулась по пояс, прокричала:

— Доведите мою лошадь! Мамке скажите, что в Москву поехала!

Девушки растерянно остановились, еще боясь поверить, что Тоня действительно уехала; Кланя приложила ладонь к щеке:

— Батюшки! Отчаянная какая… — И заплакала.

Поезд набирал скорость. Летчики втиснулись в купе, — кто сидел, кто стоял, все молчали, озадаченные столь неожиданным оборотом их, казалось бы, невинных шуток.