Ясный новый мир

– А ведь, Феликс Эдмундович, появление его там не случайно, – сказал я. – Он там оказался совсем не для того, чтобы вспомнить веселые деньки, проведенные вместе в Париже. У Савинкова там штаб-квартира. Ведь от Сергиевской до Таврического дворца рукой подать. Думаю, что туда сходятся все нити заговора. Поэтому брать Савинкова нужно самым доверенным людям. Если его спугнуть, то потом хлопот не оберешься. Если вы, товарищ Дзержинский, не против, всю эту шайку-лейку отправлюсь брать я с нашей спецгруппой. Тряхну стариной – ведь я не всю жизнь был журналистом. А ребята наши опытные, полковник Бережной оставил для таких случаев троих лучших своих «мышек».

«Железный Феликс» покачал головой. А потом, немного подумав, произнес:

– Александр Васильевич, я согласен, но лишь в том случае, если в составе этой, как вы говорите, спецгруппы, буду находиться и я. Уж очень мне хочется увидеть своего старого знакомого по Варшаве. Ведь я знал его, и даже уважал. А теперь он мой враг. И за то, что он собирается поднять мятеж против нашей народной власти, приговор для него может быть лишь один – расстрел…

В последние, наполненные подготовкой к выступлению дни, Борис Викторович Савинков и другие руководители организованного им Союза Защиты Родины и Свободы поселились в большой квартире Дмитрия Мережковского и Зинаиды Гиппиус. Именно сюда сходились все нити заговора, именно здесь Савинков встречался с Марией Спиридоновой, Вячеславом Александровичем и еще одним загадочным господином с эскадры адмирала Ларионова, которого поздним вечером привела с собой Мария Спиридонова. Очевидно, разговор с этим человеком убедил Савинкова в успехе задуманного. И даже более того – ему он вскружил голову обещанием содействия якобы сочувствующих ему матросов и офицеров эскадры, представляющей собой силу запредельной мощи. Если один раз эта сила, поднатужившись, сумела подсадить к вершине власти Сталина и его камарилью, то почему теперь то же самое она не сможет сделать ради него, Савинкова, величайшего революционера всех времен и народов?

Вообще-то Савинков встречался с капитаном 3-го ранга Алексеем Гусевым, начальником особого отдела ракетного крейсера «Москва», по прозвищу «папа Мюллер». У Алексея Николаевича, конечно, было немало достоинств, но в их числе отсутствовала любовь к погибающей русской демократии, а также борьба за завоевания революции, о которых так любил потрепаться перед своими соратниками Савинков. А если бы капитана 3-го ранга попросили честно и откровенно высказаться о самом Савинкове, то от произнесенной тирады, наверное, завяли бы уши даже у боцмана-сверхсрочника. Но наивный Борис Викторович всего этого не знал, и с превеликим удовольствием позволял развешивать на своих ушах длинную лапшу.

А время шло, и Бориса Викторовича торопили сразу с двух сторон. С одной стороны его понукали встревоженные французы, обнаружившие на фронте почти готовую к наступлению германскую группу армий «Принц Леопольд». С другой стороны, избранный в марте Верховный Совет Советской России на своем заседании уже принял новую Конституцию, и теперь уже тридцатого июня, в воскресенье, эта новая конституция выносилась на всенародный плебисцит, ответ которого с вероятностью девяносто процентов будет положительным.

Савинков понимал, что если Сталин и компания сумеют завершить легитимацию своего режима, то тогда даже частный успех в столице не гарантирует ему успешной роли «Спасителя Отечества» и «Демократического Диктатора». Для того, чтобы к центру города подошли матросы из Кронштадта и Красная Гвардия с окраин, потребуется не более двух-трех часов – и тогда восстание, ударный костяк которого составляли лишь несколько сотен офицеров-фронтовиков, будет утоплено в крови. Поэтому выступить следовало раньше тридцатого числа, и вместе с членами большевистского правительства при начале восстания также было необходимо поголовно уничтожить депутатов этого самого Верховного Совета, а также окопавшееся в Гатчине семейство Романовых – да так, чтобы свалить это деяние на большевиков. На этом особо настаивали французы – очевидно, у них на этот счет был какой-то свой, особенный резон.

Помимо Дмитрия Мережковского, Зинаиды Гиппиус и проживающего у них Дмитрия Философова, а также самого Бориса Савинкова, с которого восторженная Гиппиус была готова сдувать пылинки, на квартире постоянно находились секретарь и любовница Савинкова Любовь Дикгоф (Эмма Сторэ), ее муж барон Александр Дикгоф, готовившийся стать при будущем «Демократическом Диктаторе» кем-то вроде министра иностранных дел. Еще там постоянно присутствовали начальник штаба будущего восстания полковник Александр Перхуров, казначей организации Флегонт Клепиков, а также два полковника-латыша, один из которых, Карл Гоппер, занимался в савинковской организации кадрами, а второй, Фридрих Бреедис, отвечал за разведку и контрразведку. Короче, квартира была переполнена, и только то, что Мережковский и Гиппиус регулярно принимали в своей квартире множество самых разных людей, спасало от провала Савинкова и его приближенных.