Ясон

– Пассажиры наши комплект карт Петербургской губернии при себе имели. Так они те листы, на которых Петроград и то, что севернее, – с собой взяли, а листы, на которых юг – на яхте бросили. Видать, не хотели лишнего на себе тащить, я так понимаю. Так я те листы и подобрал. Слава Богу, листы с южным берегом залива на ней оказались. Я в прежнее время дальше Петергофа в этих краях и не бывал, и то все по железной дороге. Но ничего, видать, дома и стены помогают. По азимуту ходить я еще в юнкерском научился, и почти в этих же местах – под Красным Селом – практиковался. Маршрут проложил по карте до самой Вырицы, листы гармошкой сложил. По часам же и по солнцу сориентировался и прямиком через лес пошел по азимуту. На Копорье вышел, пошел по селу. Сперва боязно было за свой нелепый наряд, а потом пригляделся, в чем мужики теперь ходят, сразу осмелел. Кто в чем! Смесь военного, цивильного и мужичьего самые невероятные. Вписался я в общую картину неожиданно для себя. На дорогу вышел, дальше просто шагай себе да шагай. Тут главное, ноги не сбить. Мужики с телегой попадутся – прошусь на телегу проехать. Не быстрее, чем пешком, но ноги сберегаются. И подремать можно. От Сиверской до Вырицы так и проехал на перекладных. Ночевал в лесу у костра. Ел там же один раз в день на ночь: банку на костре разогрею, а днем только сухарь погрызу. Потом тем же манером обратно.

– А сокровища-то как нашел?

– Тут ничего интересного. Нашел по приметам сосну, на ней дупло. Вытащил из дупла ридикюль, проверил, что там драгоценности. И сразу потопал назад. По дороге зашел в одну сельскую церковь, вознес молитву Николе Угоднику и свой счастливый полуимпериал пожертвовал.

– А как обратно на яхту попал?

– Тут конечно, не по себе мне было. Добрался я того места, где высаживался, в срок, не опоздал. Залег у кромки леса за кустами и наблюдаю за морем. Чуть какое судно покажется, у меня сердце екает: он или не он. Несколько раз так было. Было еще: люди по берегу в фуражках проходили. Но, однако ж, дождался я. Не подвел капитан. Как яхта подходить к берегу стала, я быстро разделся, все в мешок резиновый покидал, мешок надул, и бегом в воду. Капитан мне конец кинул и вытянул на палубу. С берега вроде нам что-то кричали, но мы полным ходом в море рванули. Я потом полные сутки проспал. Капитан за меня все вахты стоял.

В Руане уже, когда нам прощаться пора, капитан мне деньги сует, жалование, говорит матросу полагается. Мне неловко было, однако ж, взял я свое жалование. А ему в благодарность я на прощание еще мотор вычистил и смазал, и воду выкачал из трюма. И еще раз палубу надраил. И медяшки надраил до солнечного блеска. Вот.

***

Париж. Август 1924 года.

Высокий голубоглазый, уже седеющий, загорелый капитан сидел напротив улыбающегося Берковича с серьезным лицом:

– Зачем вы меня пригласили сюда, Владимир Феофилактович? Не проще ли было перевести причитающуюся мне сумму в банк?

– Любезный Иван Иванович, мне доставляет огромную радость вновь лицезреть вас и беседовать с вами, – замурлыкал Беркович. – Умоляю, не лишайте меня этого удовольствия! Кроме того, как известно, деньги любят тишину, а наличные деньги обеспечивают тишину лучше, чем банковские переводы.

– Мне пришлось ради этого оставить корабль в Руане и ехать в Париж. Это расходы.

– Эти расходы легко окупятся, если мы с вами договоримся сейчас еще об одном деле.

Капитан вопросительно глянул на собеседника. Тот стер с лица дежурную улыбку и продолжил уже деловым тоном:

– Итак, господин барон, мы с вами договорились об одной транспортной операции: доставка четырех пассажиров и груза в Гельсингфорс. И выдан аванс.

Капитан кивнул. Беркович щелкнул костяшками на счетах.

– Вами также была оказана дополнительная услуга: доставка груза из Гельсингфорса в Бьерке.

Беркович снова щелкнул костяшками на счетах.

– Вот остаток, как договаривались., – он протянул капитану пачку английских пятифунтовых банкнот. – Будьте добры, расписку.

Капитан аккуратно пересчитал купюры, бросил пачку в саквояж и удовлетворенно кивнул.

– На каком языке писать?

– Пишите по-английски, – Беркович пододвинул капитану лист бумаги и перо. Тот написал расписку и протянул ее Берковичу:

– Теперь все?

– Не торопитесь, барон., не торопитесь. Есть еще одно дело деликатного свойства.

Беркович нажал кнопку электрического звонка. На пороге кабинета возник не то секретарь, не то адъютант.

– Андрей Христофорович, распорядитесь, чтобы нам с бароном подали кофе и коньяк. Какой вы предпочитаете? «Мартель»?

– Я предпочитаю ром.

– Тогда, Андрей Христофорович, распорядитесь, нам кофе с ромом. Ром отдельно, – уточнил он, поймав взгляд капитана, – А вас, барон, прошу в эти кресла, здесь будет удобнее.

Они пересели в кресла друг напротив друга. Адъютант поставил на столик между ними приборы и откупоренную бутылку кубинского рома.

В ответ на приглашающий жест хозяина капитан щедро плеснул себе рома в чашку, выпил и одобрительно кивнул. Беркович отхлебнул кофе и спросил:

– Помните, барон, я направлял к вам еще одного пассажира, господина Воробьева?