Iassa

Я поняла (хотя, наверное, понимала это и раньше), что совершенно зря пыталась тянуть на себе и мужа, и сына, потакая их стремлению противопоставить себя окружающему миру, подчеркнув таким образом свою исключительность, почти эксклюзивность.

Ведь именно так это и выглядело – мы читаем умные книжки и не думаем о хлебе насущном. Мы думаем о вечном. Как там у незабвенного астрофизика, по совместительству поэта-«ритмолога»? Скорость выше третьей космической осознать (о да, это не всем доступно), хозяева мы или гости на этой планете, нужно хозяином стать. Или видящим что-то, что недоступно простым смертным.

Как просто – поманить знаниями, за которые нужно платить. Человек стремится их получить любой ценой – даже ценой потери близких.

Арджуна во имя Кришны вынужден был подавить в себе человеческие чувства, потому что божественные цели несомненно выше. А когда человек наконец получает это «нечто» – то становится счастливым. Или достигает сатори. Или становится видящим.

Разве я могу помешать чужому счастью? Одновременно помогая этому достижению – в виде конкретных денежных знаков?

Каждый живёт так, как ему нравится. И человек действительно всегда достигает того, к чему стремится.

Непризнанные дарования хотят заниматься высокими искусствами. И чтобы им никто не мешал. В общем-то, правильно, на сытый желудок и рифма не идёт. Волшебники формул и микросхем хотят постигать тайные смыслы и изучать себя, любимых.

А простым бизнесвуменам остается пытаться менять свою жизнь для получения вполне конкретных материальных результатов.

Я сижу у себя в гостиной и спокойно беседую с Серёжей о музыке. Но в голове всё время вертится: «ты не прав, ты не прав». Ты не прав, что покинул этот мир, что отрешился от всего того, что тебя окружает. Вдруг у Серёжи в боку открывается дырка и из неё выползает красная змея. Свое жало она тянет к моему лицу. В моем правом боку начинает колоть, и я вижу, как, свиваясь спиралью, из него выползает моя змея.

Её цвет – белый. Шеи красной и белой змеи сплетаются, а мы всё говорим и говорим, не обращая на этот смертельный танец никакого внимания.

Лишь изредка в наш разговор вползают звуки шипящих тварей, и, на каком-то бессознательном уровне, я начинаю понимать, что моя, белая, змея одерживает победу.

Тепло этой победы разливается по моему телу, разговор о музыке, который, по сути, являлся лишь аккомпанементом, прекращается. Красная змея безжизненно свисает из левого бока Серёжи, а моя белая змея уже убралась к себе.

Часть вторая

«…Божество бесстрастно, и наказывает ли, поражает ли, делает это не с гневом, но по промышлению и великому человеколюбию, <поэтому> надлежит иметь крепкое дерзновение и уповать на силу покаяния»

(свт. Иоанн Златоуст, 44, 5).

Глава 1

Прошло немало лет после описываемых событий. Многое изменилось в моей жизни.

Моего Серёжу осудили сначала на 12 лет за покушение на убийство. Я с трудом вспоминаю эти дни, потому что все дела поручила адвокату. Даже на суд я не пошла.

Странно для матери, наверное. Но так случилось.

Галицкая избежала обвинений, привлекла очень мощную защиту. Я знаю, что она сразу куда-то уехала после суда, фольклорный кружок автоматически закрылся, будто и не было. Лада постоянно давала показания, которые менялись. Но она была жива и хотела спасти Серёжу.

Я тоже после суда уехала на полгода в Калининград. Какое-то время, я знаю, Лада навещала Серёжу, переписывалась с ним, но сам он был в ступоре. Попыток самоубийства не было, его лечили.

В общем, это время я просто предала забвению. Работа дала мне силы жить, и, как ни странно, на выжженной земле снова появились ростки надежды и любви.

В Калининграде, которым я грезила с детства по причине увлечения Кантом, я встретилась с Андреем. Рубеж сорокалетия очень часто описывают как «кризис среднего возраста», временем переоценки ценностей, прорыва и прочее. Но для меня это стало возрастом любви.

Когда я вспоминаю это время, я помню только картину под дождём. Даже много таких картин под дождём, чем-то напоминающих импрессионизм. Картины с каплями дождя, выпуклыми, как на стекле.