Ястреб и голубка

— Да, я и возмутилась, но заодно придумала, как отомстить. Я явилась к своей тетушке-придворной, леди Кейт Эшфорд, с твердым намерением стать метрессой Шейна. Он понятия не имеет, что женат на мне.

— О-о, да это прямо как в пьесе Уилла Шекспира! Но, Сара, вы, должно быть, очень смелая женщина, если решили одурачить такого опасного человека, как Шейн.

— Пожалуйста, не называйте меня Сарой.

Здесь меня все знают под именем Сабби Уайлд. Только вы двое — вы и Мэтью — знаете мою тайну.

— Ну конечно, вы же ирландка. Мы ничего не боимся! Милая моя, вы так напоминаете мне мою собственную молодость… О, вы сыграли с ним великолепную шутку, но он этого вполне заслуживает. И я не стану портить вам игру.

Вы сами скажете ему, когда сочтете нужным.

— Сабби! — послышался звучный голос. — Черт побери, что это за коробки с тряпьем?

Когда, разрази меня гром, ты успела прокатиться по лавкам?! Я держал тебя в постели пять дней! — Высокая фигура Шейна показалась на пороге малой гостиной, и тут он заметил свою родительницу, которую его слова вогнали в краску. — Джорджиана, ты прекрасно выглядишь, — сообщил он спокойно.

— Шейн, милый, меньше всего я хотела бы вам помешать.

— А ты и не мешаешь. — Покровительственным жестом он обнял Сабби за плечи и улыбнулся ей. — Любовь моя, я понимаю, тебе будет трудно поверить, что такая изысканная леди могла произвести на свет такого отпетого нечестивца, но это действительно моя мать Джорджиана. — Он прямо взглянул в глаза матери, такие же синие, как у него. — Это Сабби Уайлд, госпожа этого дома.

Сабби покраснела и высвободилась из его руки.

— Мне надо одеться, — пролепетала она и ускользнула из комнаты.

Оставшись один на один с матерью, Шейн сказал:

— Я понимаю, это дурной тон — допустить пребывание матери и метрессы под одной крышей, но я не приношу извинений, Джорджиана.

— Господь с тобой, Шейн! Надеюсь, я не настолько вульгарна, чтобы изображать оскорбленную добродетель. — Она звонко рассмеялась. — Я в восторге, что у тебя такой превосходный вкус.

Поднявшись наверх, в спальню, он обратился к Сабби:

— Извини меня, сердце мое. — Он нахмурился. — Ради всего святого, не проговорись, что я был ранен.

Он тихо выбранился, и она видела, что он всерьез встревожен.

— Незачем тебе ходить с таким кислым видом: я сегодня вернусь ко двору.

— Кровь Господня, Сабби, надеюсь, ты не считаешь, что я настолько лицемерен. Я не тебя хочу держать подальше от Джорджианы, а О'Нила.

— Вряд ли он здесь появится, — усомнилась она.

— Появится, — мрачно возразил Шейн. — Сегодня я приму его на борт, чтобы доставить обратно в Ирландию.

— Проклятье, Хокхерст! Ты даже не считаешь нужным предупредить меня, когда собираешься покинуть страну. Тебе и в голову не приходит поделиться со мной своими планами.

Когда же мы снова увидимся? — потребовала она ответа.

— Я не привык советоваться с женщиной насчет своих планов. И не воображайте, сударыня, что мне нужно ваше разрешение, чтобы уйти из дома или вернуться, — предупредил он ее опасно-холодным тоном.

— Убирайся ко всем чертям! И этого мерзкого О'Нила с собой прихвати! — в ярости выкрикнула она.

Ей надо было во что бы то ни стало скрыть свой страх: она-то знала, что из-за О'Нила Шейн может погибнуть.

Шейн угрожающе шагнул к ней, но едва его руки коснулись ее плеч, гневное движение обернулось лаской: он обнял ее и привлек к себе.

— О'Нил смертельно опасен для Джорджианы, я должен сегодня же ночью увезти его.

«Нет!» — хотелось ей закричать, но было ясно, что остановить его она не сможет. Отстранившись, она предложила:

— А почему бы тебе не прибегнуть к другому средству? Знаешь поговорку — клин клином вышибают? Если ты не хочешь, чтобы она упала ему в объятия, найди ей другого.

— Кого? — спросил он безрадостно. — Кто, во имя Господа, сумеет хоть что-нибудь противопоставить этому проклятому ирландскому обаянию?

Он выругался и отшвырнул попавшийся под ноги табурет через всю комнату.

— Другой ирландец, — подсказала она мягко. — Под этой самой крышей, в двух шагах от тебя находится человек, у которого мужества хватит на двух О'Нилов, а обаяния — на трех! И притом он твой друг!

— Барон? — спросил он, не веря своим ушам.

— Попроси его переодеться и пригласи к ужину; за столом будем только мы четверо.

— Он на это не пойдет, — упрямился Шейн.

— Для тебя он пойдет на все. Только попроси.

Хрустальная люстра обеденной залы в Темз-Вью сияла сотней свечей. Стол, накрытый на четверых, был великолепен: тяжелое серебро, венецианское стекло, скатерть и салфетки из белоснежного полотна. В центре красовались поздние белые розы. Кавалеры, одетые строго по этикету, подали дамам кресла с высокими спинками.

— Какой приятный сюрприз, что вы снова в Англии, дорогой Фиц. Я полагал, что вы постоянно живете во Франции, — импровизировал Шейн.

— Я просто счастлива, что познакомилась с другом Шейна. Он никогда не посвящает нас в свою личную жизнь, — ворковала Джорджиана.

Она не могла скрыть восхищения, которым так и лучились ее глаза, когда она вглядывалась в человека, разделявшего с ними трапезу.