– Мария была моей любовницей, одновременно за моей спиной она крутила роман с Агриппой. Но марать о нее руки я и не собирался. Она же, видно, почему-то возжелала моей смерти.
– Ты заставлял ее завлечь Луиса! – продолжал обвинять меня д'Обинье.
– Попросил, это разные вещи! – Феррейра побледнел. – Я не желал ничьей смерти, иначе бы не плел интриги. Заговор против короля – ложь! Вы, Феррейра, это прекрасно знаете. Я никогда не отрублю руку, меня кормящую и опекающую, – отвечал я, стараясь говорить спокойно, но получалось плохо.
– Ты врешь, Гийом! Твои слова пропитаны ядом, протягиваешь руку, готовя смертельный удар! Блас, с дороги!
Филипп был в пятнадцати шагах от меня. Еще чуть-чуть – и будет поздно. Нужно было нанести упреждающий удар, но мешал Блас.
– Это ты ударил меня в спину, Филипп. Напал ночью во главе убийц, даже не попытавшись разобраться. Пришел убить купленным у меня же мечом, с помощью подаренного мной амулета. Зачем вчера вечером навещал? Разведать все до конца?! – яростно прокричал я, сделал глубокий вдох и закончил совсем другим голосом, стальным, лишенным каких-либо эмоций: – Ты умрешь.
Филипп вздрогнул, но не растерялся.
– Я снесу тебе голову, колдун!
– Гийом, я не дам вам убить Филиппа! Король во всем разберется! – Феррейра стоял на лестнице между нами.
– Я не убийца, Блас. Не привык резать спящих. Это будет дуэль, честная. Филипп, ты согласен? – спросил я.
Д'Обинье кивнул в ответ. И стал спускаться вниз.
Он думал, что победа у него в кармане. Заговорен Гонсало, неплохо защищен от боевых заклятий. Прежде чем я его успею сжечь, он, как и обещал, снесет мне голову. Плюс амулет, мой амулет. Он слишком быстр. Расправился с Сайланом, как с ребенком, обезоружил Феррейру. С пяти шагов…
– Так, меч уже обнажен. Добавляем еще один шаг. Филипп, не возражаешь? – Филипп не возражал. Он помнил, как с пяти шагов его меч замирал около моей шеи.
Феррейра с недоумением смотрел на нас. Встали в шести шагах друг напротив друга. Филипп в кольчуге, черном плаще и легком шлеме с красным плюмажем. Меч-лагрота в руках.
Я босой, хромой, в распахнутом алом шелковом халате. Обломанное древко арбалетного болта торчит из раненого плеча. Стянул перчатку из кожи вампира, снял перстни.
– Феррейра, считайте до трех. Ты готов, мой убийца?!
– Раз, два, три! – прокричал Феррейра.
Филипп прыгнул вперед, занося меч для удара. Его клинок замер в двух пальцах от моей шеи. Остановился, не в силах дотянуться до тонкой кожи, под которой скрывались такие важные и такие легкоранимые артерии и вены.
Клинок не мог дотянуться, ибо хозяин завис в воздухе, тщетно пытаясь освободиться.
Я вытянул вперед и вверх руки, держа Филиппа в воздушных тисках. Поднял повыше.
Ненависть, ярость, бессильная злоба в его глазах. Взгляд сверху вниз, он завис в двух метрах надо мной. Хорошо, что потолки были высокие.
– Сейчас ты умрешь, Филипп. – Я швырнул его в сторону, не дав бросить в меня меч.
Юношу приложило о каменную колонну, был слышен хруст костей. Упал, звякнуло железо кольчуги. Меч выпал из рук. Попытался подняться. Воздушные тиски, мои руки, схватили его вновь.
– Гийом, не надо. Хватит! – кричал, просил, требовал Феррейра.
Вновь поднял Филиппа в воздух, размахнулся, ударил о колонну.
– Оставьте его! – Меч Феррейра у моего горла. Учитель спасал ученика.
– Уберите меч, д'Обинье вы уже не поможете.
Филипп полулежал-полусидел у основания колонны. Шлем слетел, обнажив светлые русые волосы. Они были в крови, как и лицо. Изо рта текла темная карминовая струйка. Взгляд, прежде горящий ненавистью, погас. Он уже не был убийцей Сайлана, лучшим в мире воином, моим врагом. Лицо стало совсем детским, обиженным. Мальчишка. Семнадцать лет.
– Лучше бы я помог ему убить вас, – тихо с болью произнес Феррейра.
– Может быть… – согласился я.
«Теперь вам придется отходить на шесть шагов!» – пошутил тогда на прощание Филипп.
Я в тот раз обманул мальчишку. Мне хватало и трех.
Феррейра молчал, глядя на Филиппа и на побоище вокруг.
– Господин, – раздался сзади чей-то голос.
Оглянулся. Хасан. Повар сжимал в руках окровавленный топор. Рядом с ним еще один алькасарец – раненый, но с саблей в руках. Я и не надеялся, что кто-то уцелел.
– Есть еще живые?