Ястребиная бухта, или Приключения Вероники [СИ]

Стоя в центре хозяйства, Нина Петровна оглядела низкие сосенки, ползучие можжевельники, купы тугих оранжевых бархатцев и ажурные паутинки космеи, усыпанные цветными ромашками. Взошла на вытертый задницами туристов каменный трон и села, расправив плечи и положив пистолет на колени. Подозрительно поблескивая очками, оглядела упадающую к дому рыжую степь и плотной синевы тихое море внизу. Через два часа чай, с блинчиками. А потом можно и еще посторожить…

«Нива» послушно прыгала по узкой грунтовке, ведущей в степь, к шоссе. Женька помалкивал, сосредоточенно сложив пухлые губы, смотрел перед собой. Темные волосы были тщательно расчесаны, брючки выстираны и наглажены, шея покраснела от недавнего мытья и растирания полотенцем. Фотий мурлыкал что-то про себя, поглядывая искоса на серьезного пассажира. Совсем не похож пацан на Нику, видно, любила своего первого мужа, родила сына — копию его. Фотию стало немного грустно, и он сразу подумал о Пашке, тот растет и тоже становится близнецом отца, Ника смеется, путая их издалека. Получается, и Катерина любила Фотия очень сильно. А может быть дело тут совсем в другом.

…Печально, что мальчик дичится. Ну, зато Пашка ему свет в окне. Фотий снова искоса посмотрел на Женечку, а тот посмотрел на него — светло-карими, совсем Никиными глазами. И оба снова уставились на дорогу. Ну что делать, думал Фотий, не могу я с малышней, отвык. Да никогда и не возился, только вот с Пашкой. Но тот был совсем другой.

Отчаянный, открытый, к кому угодно сам подойдет. Никого не боялся и не стеснялся. А Женька скорее похож на самого Фотия, оба суровые такие мужики. Наверное, потому и не слишком у них получается общение, когда рядом нет Ники или Пашки. Эк все переплелось, Фотий чуть улыбнулся, поворачивая руль. Ника и Пашка спелись, как брат и сестра. Женька хвостом ходит за Пашкой. А он, Фотий, за ними всеми маячит. Как… как стена. Да разве же это плохо. Ну да, он вот такой. Вполне возможно, пройдет еще лет десять-двенадцать, и Женька вырастет таким. А не как ветрогон Пашка великолепный. Машина рыкнула, кашлянула и вдруг встала, резко бросив обоих к переднему стеклу.

— Ой, — испуганно сказал Женька и сразу покраснел, насупил темные бровки, сел за натянутым ремнем прямо, держа на коленях кулачки.

— Ух, — удивился Фотий. Надавил ногой, машина порычала и снова замолкла. Поворочал в замке ключ. Откинулся на спинку кресла и сказал сокрушенно:

— Похоже, застряли мы с тобой, брат Евгений.

— А Паша там ждет, — с упреком в голосе отозвался Женька, и добавил тихонько, — и мама тоже.

— Такая вот степная суровая жизнь, — Фотий выпрыгнул из машины, обойдя, похлопал по капоту, открыл его, и сунулся внутрь. Махнул рукой, мол, вылезай. Женька сполз с сиденья, оглядывая степь, раскинутую на три стороны вокруг машины, и с четвертой — полого уходящую вниз, к полумесяцу бухты. В сочном осеннем небе висели крестики ястребков, над самой водой тянулись рваные цепи из черных точек — бакланы возвращались с лова. И чайки бумажными клочками носились над песком.

— Не замерз? — Фотий подозвал Женьку, тот подошел, осторожно заглядывая в теплое железное нутро двигателя.

— Не. Бензин кончился, да?

— Хуже. Будем чиниться с тобой. Деловито ходя вокруг машины, Фотий вытащил кусок старого брезента, свалил его на руки мальчику.

— Расстели на траве, где ровно. Вынул увесистую коробку с инструментами, дождался, когда Женька, пыхтя и ползая на корточках, разгладит брезентовый лоскут, вручил ему:

— Держи и подавай, что скажу. И нырнул под капот, двигая загорелыми локтями.

— Отвертку, с краю которая. Угу, эту. Теперь — ключ, покажи, нет, другой, побольше. Руку подставь. Держи болты. Не растеряй, ладно? Гремя и лязгая, вытащил из нутра большую железную штуковину, вымазанную жирным черным маслом. Поднял и, охнув, согнулся, опуская к ногам.

— Ах, чертова спина. Женька суетливо поставил в пыль коробку, ссыпал с ладошки в карман штанов болты и протянул руки. Фотий с честным лицом сунул ему край железяки.

— Туда ее, несем, на брезент. Вдвоем свалили и выпрямились, оглядывая измазанные черной смазкой животы футболок. Женька оттянул подол, пытаясь соскрести черное пятно. Фотий мрачно сказал:

— Бабушка Нина нам даст чертей, да? Женька недоверчиво посмотрел на печального высоченного Фотия с пятном на щеке и фыркнул. Смеясь, сели на брезент и, получив от Фотия тряпку, щедро смоченную бензином, Женька принялся отчищать железяку, время от времени вытирая щеки рукой. Фотий сосредоточено ковырял другую железку. Солнце, нащупывая лучами облака помягче, прилегло, и стало медленно проваливаться в них, выглядывая в дырки и щели краснеющим глазом. Кузнечики пели все тише, уступая место сверчкам. И над головами, мечась из стороны в сторону, залетали остренькими уголками летучие мыши.

— Темнеет, — озабоченно сказал Фотий, — ты как, не устал?

— Не, — Женька вытер нос, украсив лицо еще одним черным потеком.

— Хорошо справился. Хватит. Вот тебе рэмбо-нож, видишь там сухой куст? Наруби тонких веток, только пальцы не отрежь себе.