Ястребиная бухта, или Приключения Вероники

Та сладко вздохнула, одновременно тихо посмеиваясь - ее забавляла Никина настороженная невинность.

- Чего ты, как тот ежик. Ну, полежим вместе, тепло, хорошо. Не могу я одна спать.

- Ты, наверное, все еще… ну, ты же выпила. И тут вина добавила.

- Ага, - легко согласилась гостья, - меня под градусом на секс пробивает, как других на жратву. Я когда трезвая, вообще не кончаю. И не хочу даже. А после пары рюмок внутри аж срывает все.

Говорила спокойно, без раскаяния и хвастовства, уложив ногу на Никины чуть согнутые колени и перебросив руку через ее живот. Слова падали Нике на шею, под рассыпанными волосами, щекотали, скатываясь к подушке.

- Но ты не боись. Ты мне просто так нравишься, сильно нравишься, не хочешь, что ж ругаться с тобой. Обниматься тоже классно. Я может, если бы так валяться, и не пилилась бы, но оно ж одно без другого не бывает.

- То есть, приходится, что ли? – Ника усмехнулась, с некоторой растерянностью.

- Ну да. А я не переживаю. Смотри, я худая, сиськи мелкие, мужики не все таких любят. А когда заводишься и орешь, стонешь, они все мои. Это ж не притворишься, раскусят. Меня ценят, что все по-настоящему.

Она откатилась от Ники и отбросила одеяло, села, забирая руками прямые волосы.

- Фу. Жарко стало. Вот кайф какой – там зима, а мы тут голые, голые! А летом вы голые загораете, да? Я к вам буду приезжать. Возьмете?

Ника представила, как в их тайной бухте Ласочка спускается по тропе, одновременно раздеваясь, и проходит мимо них, лежащих, идет в воду, закручивая волосы в узел. Голая. А Фотий смотрит снизу на ее маленькую задницу и длинные худые ноги.

- Чего окаменела? Шучу. Не трону я твоего мужика. Владей. У меня своих десяток.

Встала на коленки, как кошка, прогибая спину. Замурлыкала какую-то песенку, блестя глазами, в которых уже совершенно не было сна.

- А музыка есть? Давай включим, а? Винца еще треснем. Ну, Ни-ика!

- Слушай, мне надо поспать. Утром до фига дел. Хочешь, наушники дам, слушай.

Ника повернула к окну будильник, посмотрела на стрелки. До пяти утра оставалось около часа. Ласочка была совершенно очаровательна в своей безбашенности, но как вовремя она пообещалась навещать их летом! Картинка, увиденная Никой, вернула ее в реальность, ее, Никину реальность, выдернув из той, которую принесла с собой внезапная ночная гостья.

Спать ей тоже расхотелось. Сев повыше в постели, следила, как Ласочка, вылезя из-под одеяла, бродит по комнате, трогая вещи и разглядывая еле видные безделушки на подоконнике.

- О, какая ракушка. И цветы, живые, что ли? Пахнут.

- Это морская горчица, цветет сейчас, под скалами.

- Нихренасе! Еще ж март только начался.

- Она всю зиму цветет. Там еще ежевика дикая, тоже в январе бывают цветы на ней.

Ласочка покачала головой, подходя к окну.

- Ты просто какой-то Пришвин. Не скучно тут, на отшибе?

- Нормально.

- Токай сказал, у вас тут форины бывают. Удивлялся. Дыра говорит в дыре. Дырища. Самое херовое, говорит, место выбрали, на всем побережье. А форины едут.

- Кто?

- Ну, иностранцы.

- А. Ну, это мужа друзья просто.

- Угу, - задумчиво согласилась Ласочка и, вернувшись на постель, села, согнула ноги, суя ступни под подушку, обхватила коленки руками, - просто друзья, баксятники. Хорошо иметь друзей, валютой набитых.

Ника удивленно посмотрела на белое узкое лицо и темные глаза. Засмеялась.

- Да ты что. Они обычные ребята, не богачи. Вместе работали, сейчас вот Фотий их пригласил, отдохнуть.

- Кто-о? Это мужа, что ли, зовут так?

И на сдержанный кивок рассмеялась:

- Фо-отий. Ну и имечко мамка дала, не пожалела сыночка. А ты его любишь, да?

- Люблю, - замявшись, ответила Ника. Ей совсем не хотелось откровенничать о муже.

Ласочка вдруг зевнула, потянулась длинным белеющим в полутьме телом. И кинулась к Нике, взрывая одеяло и закапываясь ей под самый бок.

- Фу, все. Спать хочу. Сняла бы свою дурацкую футболку. Кто в трусах спит?

- Я сплю. Отстань.

Ника отпихивала гостью, а та, взвизгивая и рыча, наваливалась, тиская ее под одеялом и тяжело дыша, искала уворачивающиеся губы.

- Ну, давай, давай немножко совсем полюбимся, Никиша, никто ж не узнает, я тебя научу.

- Перестань! – у Ники тяжело закружилась голова и во рту пересохло.

Ласочка была теплая, с горячими быстрыми руками, ловкая, как зверек, и вдруг все показалось таким простым, дозволенным. Пустая огромная зимняя степь, спящее под серебром луны море, далекий поселок, тоже в зимней ленивой спячке. Они двое, и у них всего пара часов, а потом вернется Фотий с тревожными заботами о Марьяне. С рассказами о Пашке, которые, наверняка, расстроят Нику.

Три имени, проплыв в голове, хотели ускользнуть, но Ника, обнимая одной рукой Ласочку, другой мысленно ухватилась за уплывающие имена. Сказала:

- Нет, давай уже спать.

Гостья обиженно закусила губу, дернула одеяло, отворачиваясь.

- Знаешь, ты думаешь, что ты прям…

И замолчала. Совсем недалеко гудел автомобильный мотор.

Ника быстро села, одергивая футболку, нашарила ногами тапки.

- Едет. Ты иди, ложись на диван. Фу, наконец-то, едет.