- Ну-ну, - недоверчиво сказал Мишаня. И со вздохом отправился в номер паковать вещи. Ему пора было ехать, а еще предстояло решить, как забрать с собой три рюкзака ценнейшего хлама, и где его разместить дома так, чтоб не сразу заметила Марина, когда понаедет из Москвы.
Глава 16
В магазин Ника отправилась ранним утром. Отдыхающие в это время еще спят, и в прохладной бетонной коробке с широким стеклом витрины, что выходит на автобусную остановку, если и будет народ, то пара-тройка своих, поселковых. А даже если никого, то уж продавщица тетя Валя ее выслушает. Дальше все заработает само собой.
Наступая на пятки собственной тени, которая купалась в тихой утренней воде, Ника решила заранее ничего не думать, пусть оно как-то само. Позади плелся сонный Пашка, зевал с упреком, слышно было, как выворачиваются, щелкая, челюсти, но Ника не оборачивалась – сам увязался. Вдруг вспомнил о черном капюшоне, и решил побыть Нике охраной, хотя она убеждала – да вокруг сплошной народ, рыбаки мелькают, и профессора столичные бегают интеллигентной трусцой, радостно жмурясь на утреннее солнце.
- Мало ли, - авторитетно пресек возражения Пашка. И вот шлепает по воде, зевает так, что у Ники тоже сладко сворачивается набок челюсть.
Слева замаячил безобразный котлован, прикрытый сквозной бетонной коробкой – строители Беляша успели положить перекрытия, а передней стены так и нет. Ника сердито отвернулась, чтоб не расстраиваться. Такой прекрасный был вид, а теперь будет стоять тут эта… это… одоробло, вспомнила слово из лексикона Василины. Запретили строить дом, но разбирать же никто не приедет.
Пашка перестал зевать и догнал ее, пошел рядом, подобравшись и внимательно глядя в черные квадраты под светлыми бетонными блоками.
- Тачка там, на горке, за домом. Это те, что вечером бухали.
- Да вон один валяется, - Ника дернула подбородком и повела плечами, схваченными лямками старого рюкзачка.
На остатках пологого склона, разбросав по колючкам ноги в задранных штанинах, спал парень с багровым запрокинутым лицом. Дергал рукой, видно, стряхивая во сне муравьев. Остальные, скорее всего, расположились рядом с машиной или в гулкой пустоте первого этажа. Посреди пляжа чернело разваленное кострище, забросанное бутылками и смятыми пакетами. Ника украдкой посмотрела, как Пашка настороженно рыскает глазами по рыхлым глинистым отвалам, по черным дырам этажей. Наверное, надеется увидеть Марьяну, и боится, а вдруг увидит.
Она пошла быстрее. Чего она за него думает! Он мужчина, может, уже и забыл девчонку, вон за эти три месяца сколько дамочек переводил в свою халабуду на крыше ангара. И ведь не скажешь ему ничего. Пусть сам разбирается со своими чувствами.
- Чего злишься, - вдруг задушевно сказал за спиной Пашка, - смешная ты, у тебя прям по спине видно, как ты меня честишь. О! Уже не злишься.
Ника расхохоталась, шлепая и разбрызгивая воду босыми ногами.
У магазина Пашка помахал ей коричневой лапой:
- Скупляйся. Я через полчаса вернусь, мне тут, надо кой-что.
И насвистывая, исчез за углом. Ну да, подумала Ника, полчаса ему. Опять полезет через забор и в окошко к этой, из Питера, не зря она вчера утюжила песок взад и вперед у Ястребинки, шею тянула, Пашечку выглядывала.
В магазине было как всегда по утрам успокоительно гулко. Тетя Валя таскала коробки с шоколадками, сдувала с носа черную с сединой прядь и командовала мрачным грузчиком, который заносил в подсобку ящики. У прилавка стояли две женщины, ждали, когда она освободится и выдаст им за полцены черствых батонов и буханок – на корм гусям и курям. Дядя Петрович, опираясь на прилавок, рассматривал цены на консервных банках. Видно собирался на пару дней порыбачить и пополнял запасы.
Бухнув на стол в углу последнюю коробку, тетя Валя одернула засаленный белый халат и прошла за стеклянные витрины к весам. Увидела за покупательницами Веронику.
- А-а-а, Верочка! Вы уже и вернулись с вашего похода? Как съездили?
Женщины повернулись, как по команде, с жарким любопытством разглядывая Нику.
- Здрасти, тетя Валя. Доброе утро, Ираида Матвеевна, и вам, теть Лариса. Хорошо, съездили, спасибо.
Тетя Валя сложила руки на животе, поцыкала сочувственно.
- У нас все говорят. Про новых ваших соседей. Весело вам будет, а?
- Валя, ты дай мне консерву, а потом трепи языком, - мрачно вклинился дядя Петрович.
Тетя Валя сунула на прилавок банки с кабачковой икрой и сгущенкой. Не глядя, взяла бумажки, запихала в ящичек кассы. И снова навалилась на прилавок, с нетерпением ожидая ответа. Петрович, бормоча, запихал покупки в полиэтиленовый пакет с картинками, встал в дверях, закуривая.
Ника пожала плечами, становясь рядом с тетками. Сказала звонко, чтоб и Петровичу было слышно.
- Да верно, криков уже – каждую ночь. Гуляют. Костры жгут. Как еще не утоп никто.
- Да… да… - женщины послушно качали головами.
- Вот только не знают, что ли, - как бы мимоходом удивилась Ника, разглядывая в витрине скомканные соевые котлеты, - место там, нехорошее, скажем, место.
Дамы придвинулись вплотную, тетя Валя накрыла прилавок животом. Петрович на пороге перестал кашлять.