С тех пор они везде ходили вместе, провожаемые влюбленными взглядами мальчишек. И Кристина, стреляя влажными глазами по сторонам, с удовольствием рассказывала подружке, сколько мальчиков было у нее в старой школе. Мальчики! Мальчишки… Нашла чем хвалиться рослая Кристина с блестящей кожей, которую она на скулах тщательно припудривала копеечной пудрой!
Они шли через шумный базар, и Ласочка была в обтягивающих брючках и короткой курточке до талии. На лбу – трикотажная повязка, синяя, чтоб поверх нее волосы казались еще белее, а глаза светились. Болтали, смеясь, стреляли глазами по сторонам.
- Дэвушки! – кричали чернявые продавцы, потирая озябшие руки, - ай! Какие дэвушки!
А перед ними на коричневых подносах горами высились блестящие камушки каштанов и атласные шарики мандаринок.
И Ласочка, проплывая мимо, зацепила тонкими пальцами самый верхний – нестерпимо оранжевый, подняла над головой, показывая всем. И пошла, виляя обтянутой брючками попкой. А продавец позади восхищенно цокал языком. И навстречу ей тянулись руки с оранжевыми мандаринками, коричневыми каштанами и розово-замурзанными гранатами.
- Ай, дэвушка! – окликали гортанные голоса, - возьми, а? Красивая какая дэвушка…
- Ты что! – хихикая, дергала ее за руку Кристина, и растерянно подставляла ладонь, в которую Ласочка сваливала добычу.
Придя домой, Ласочка съела три мандарина, а первый оставила – положила в сервант в хрустальную вазочку. Услышала, как отец, покашливая, ушел за пивом, щелкнул замок на входной двери. А мать была на работе.
Подперла дверь в комнату стулом. И раздевшись совсем, села перед зеркалом, внимательно оглядывая подарок. Узкие хрупкие плечики, тонкую высокую шею, точеный подбородок, высокие скулы. Короткий и прямой носик. Густые золотисто-коричневые ресницы над большими серыми глазами. Провела пальцами по маленьким грудям, трогая розовые соски. И, жмурясь от восхищения, встала, чтоб лучше видеть, как плавно круглятся под арочкой ребер мышцы вокруг маленького пупка. Проводя руками по бедрам, повернулась и сказала отражению:
- Ах-ре-неть…
С того дня она заботилась о новом красивом теле, лучше, чем мать о своем дурацком каштановом паричке. Кожа должна быть ухоженной и чистой, подмышки гладкими, пальчики на узких ступнях мягкими от крема, с жемчужными аккуратно подстриженными ноготками. И пусть Кристина, пудря жирный нос, радуется влюбленным в ее потное тело мальчишкам, Ласочка знала – такими подарками не разбрасываются.
Первым был сосед с третьего этажа. Просто так, чтоб проверить, сумеет ли она. Никакой дядька, да и старый, женатый, ходил мимо с пузатым портфельчиком, вежливо здоровался. Ласочка дождалась, когда выйдет, в пижамных полосатых штанах под уличной курткой, выносить мусор, выскочила на площадку, натолкнулась на него с разбега, уронила портфель. И все еще прижимаясь к куртке грудью, сказала, улыбаясь в растерянное лицо:
- Ой…
После стояла, глядя сверху на его редкие волосы, когда встав на колени, собирал рассыпавшиеся карандаши, взяла поданный портфель и, не отпуская его горячей руки, прошептала:
- Спасибо…
Он стал избегать ее. А она наоборот, попадалась ему на глаза, здоровалась, окликала. Спрашивала который час, вертя на запястье часики. И наконец, пришла к нему, когда в глазок увидела – жена повела дочку в садик. Встала у двери, нажимая кнопку звонка, вошла, говоря о каких-то уже забытых мелочах. Он понял, что все слова – предлог. Топчась в прихожей, сдавленно говорил:
- Олеся. Вы идите, идите домой, Олеся. Пожалуйста!
Ей было почти четырнадцать, и он прятал руки за спину и это свое «пожалуйста» почти прокричал, будто умолял ее. Опустив руки, она распахнула глаза. Подошла вплотную.
- Вы меня гоните?..
Он молчал, и Ласочка медленно взялась за круглую дверную ручку. И тут он раскрыл руки и обнял ее, притиснул к себе, с каким-то стоном. Ах, как жарко она позволила ему себя целовать, а он еле стоял, вцепившись в нее. Бедный задохлый старпер. Когда острота прошла, и ей надоело, Ласочка освободилась и открыла дверь, ступая в коридор
- Олеся, - шептал он быстро, не отпуская ее руки, - Олесенька, девочка, когда, где? Я… я…
Она улыбнулась и ушла домой. Упала на кровать, слушая, как гулко колотится сердце.
С тех пор она ни разу не подошла к нему. Светленько улыбаясь, здоровалась издалека, глядя, как растерянное лицо покрывается багровым румянцем, а жена с недоумением подхватывает его локоть – споткнулся на ровном месте. Валяясь на кровати, смотрела в потолок, - когда была в их квартире, увидела – их спальня над ней. Представляла, как он лежит, в своей дурацкой пижаме, как жена прижимается к нему. А потом, наверное, он стягивает свои полосатые штаны. И думает о ней, о Ласочке. Это тоже было остро. И после, когда сверху все чаще слышался шум ссор, она улыбалась, откидывала одеяло и, держа руку на лобке, прислушивалась, придумывая за них слова.