Ястребиная бухта, или Приключения Вероники

- А еще Партуха жену выгнал. Так кричали, ажно сын их убег до бабки, и там сидел. А после Партуха бежит по пляжу и орет убью убью а он же мирный мужик, ну выпьет и спать, а тут вон как завело его. И костина сука зайца загрызла, а сама чуть не сдохла, животом мучилась, а Костя за нее же денег плотил, аж до города ездил куплял, вроде у нас таки нету, нет, ну таких нету, конечно…

- Какая сука? – растерянно спросила Ника.

- Породистая, - удивилась Алена и снова убедительно сказала, - ты попомни, это все кипишон. Его дела. И как я по темноте пойду теперь?

Ника вздохнула, подавленная бурной деятельностью призрака по имени Кипишон, и не сидится же ему – в такую жару ссоры устраивает и сукам порченых зайцев посылает. Дернул же ее черт за язык, в магазине.

- Так значит, жара тоже он? – уточнила.

Алена торжественно кивнула.

- И часовню – тоже он?

- Чего? Церкву, что ли? А не знаю… - в голосе Алены послышалось нехорошее раздумье и Ника обругала себя за попытку пошутить. Если в местной церквушке чего случится, тоже зловещий Кипишон и его происки. Хорошо, хоть безголовых птиц больше не видела.

А еще мальчишка Ваграм рассказывал про ягнят, которых тот «давит и кров пиет»…

Нике стало душно и сердце нехорошо заныло. Она сочувственно посмотрела на Алену. Но та, поделившись страстями, сразу повеселела и, мурлыкая, снова ошкуривала картофелины.

Закончив, Ника вышла во двор. Побрела в душ, время от времени с надеждой оглядываясь на белоснежные горы в полнеба. Но те, издевательски бугрясь, обходили монету солнца, и оно, выбеливая крутые выпуклости, жарило все сильнее, будто воздуха над степью не осталось вовсе.

Душ принес небольшое облегчение. Буквально на те несколько минут, пока Ника запирала легкую дверцу, а мокрые волосы ерзали по остывшей спине. К тому времени, как она перешла двор, зной снова навалился, вжимая мокрую голову в плечи жесткой бескрайней ладонью. «Железный август» – вспомнилась ей строка из стихотворения, прочитанного Тиной, - железный август в длинных сапогах. Он именно такой! Вот бы тоже уметь так, сложить всего четыре слова, и в них все, что вокруг.

По ступеням с пляжа поднимался Пашка, тащил на руке блестящие черные костюмы с желтыми и белыми полосками. Поджидая его, Ника увидела – в сторону поселка по прибою бредет женская фигурка. Ну да, очередная поклонница Пашки великолепного. Только что-то плечи опущены и голова поникла. Поругались. Или жара?

- Ночью сегодня опять убежишь? – спросила негромко, чтоб не услышала Алена.

Пашка скинул ношу в тень под стену дома. Покачал головой. Загорелое лицо было серьезным и будто недоумевающим.

- Не. А компот есть?

- Сейчас принесу.

Она подала холодный кувшин, и Пашка, гулко глотая, напился. Вытер красные усы по углам рта. Сел, свешивая руки между колен.

- Ничего не хочу, никого не хочу. Без нее ничего неохота.

Ника держала кувшин, прижимая к тонкой рубашке. Та сразу намокла на груди. С крутых боков кувшина медленно стекали неровные капельки, от которых пальцы становились скользкими. Пашка поднял серьезное страдающее лицо.

- И что делать мне теперь? А? Ты большая, ну скажи. Это пройдет?

- Пашенька, - она села рядом, аккуратно поставила кувшин на ступеньку, - боюсь, только начинается. Потом пройдет. Наверное. Но не скоро. Не сейчас. Извини.

Тот опустил голову, отворачиваясь. Ей было видно чуть оттопыренное ухо и желвак на скуле. А еще кулаки, напряженно лежащие на коленях.

- Я бы его убил. Веришь? Или избил бы так, что маму звал, и плакал кровью. Но она. Она ж гада любит?

- Паша, нельзя. Ты хочешь, чтоб его шестерки тебя грохнули? Отец кроме тебя ничего не видит, ты ему свет в окне.

- У отца ты есть! У вас любовь. Вы, блин, как из сказки двое! Смотрю и думаю, так не бывает! А если и бывает…

- Тогда будет и у вас, - сказала Ника, дрогнув сердцем. Повторила с отчаянной уверенностью, - будет! Если ты захочешь.

- Я-то хочу… - угрюмо ответил мальчик и встал, нещадно ероша просоленные волосы, - ладно, извини, что я тут… Я просто ж вижу, как ты на них глядишь, на этих моих дурных баб, у тебя сразу глаза больные. Так хочешь, что все вокруг, как в сказке, хоба и сделалось. А оно никак. Пойду в душ да посплю.

- Да…

- К ночи поставлю там деревяшки. Как хотели.

- Ладно.

Ушел, сутуля плечи и шаркая истрепанными кедами. А Ника со злостью снова поглядела на небо. Огромные, добела раскаленные облачищи продолжали свой странный танец, будто специально поворачивали бока, наматывали на них нервы маленьких людей, вытягивая из них тайные горести. И усмехались, подтягивая струны до неслышного больного звона – еще медленный поворот, и струна лопнет, хлестнет обрывком по раскаленному солнцу. И оно равнодушно посмотрит нестерпимым своим оком вслед мальчику, что пойдет убивать крутого соперника, в два раза старше себя и сильнее тоже в два раза.

Надо что-то делать. Ника прислушалась к шуму воды за тонкой стенкой душа. Пошла в спальню, где бессильно висела на распахнутом окне кружевная занавеска. Повалилась на теплую постель, укрытую цветным покрывалом.