Ястребиная ночь (СИ)

Значит кроме меня тут был кто-то еще и бессовестно “считывал” чужие мысли. Терпеть не могу, когда кто-то вторгается в зону личного комфорта, тем более в такую интимную часть, как мои мысли. Это остудило испуг и захлестывавшую панику. Что-то посмертие это меня совсем не устраивает. Покайся! За что? Хрен вам, не за что. Можно мне куда-нибудь в другое место?

Последнее я буквально проорал во всех диапазонах, но ответом было лишь озадаченное молчание. Покайся, блин! Собрал мысли в кучку и старательно напряг извилины, вспоминая принципы своего обыденного уклада и скоропостижно проебанную жизнь.

Одиночество – штука крайне неприятная, тем более, если заняться особо не чем. Хотел я или не хотел, а лабиринт старых сомнений и страхов услужливо распахнул передо мной свои двери. Самокопание – не самое любимое мое занятие, обычно неприятные воспоминания не воротил. Центр моей эгоистичной вселенной не позволяет винить себя в чем-то. Если не я, то кто будет холить и лелять нежное Alter ego? Ну да, не без самовлюбленности. А кто сказал, что я доброе и альтруистическое существо?

Но вернемся к моей прожжённой судьбинушке, в ней хватало и радостей, и разочарований. Дни складывались в недели, они в месяцы, а месяцы в годы. Время летело, а я все бился, метался и пытался найти себя, встревая в каждое событие, что могла предложить мне жизнь. Не всегда это было что-то хорошее, но всегда приносящее опыт. До тринадцати я был существом довольно фаталистичным, плывя в общем потоке, принимал все происходящее со мной, как должное.

Тихий мальчик, вечно уткнувшийся в свои нудные книжки, не отличник, но учился сносно. Таким видели меня сверстники. Сколько себя помнил отношения с родителями шли туго. Мама вышла за отца из-за ранней беременности, и вскоре страстная любовь потухла и превратилась в равнодушное сосуществование бок о бок. Отец был моряком и долгое время его не было дома. Но это не мешало ему воспитывать во мне волю, прививать строгие принципы и нормы морали. Все как на флоте. За это я ему даже благодарен, стальной стержень во мне, наверное, есть.

Мама с головой ушла в работу. Она стояла на первом месте в ее приоритетах, а потом все остальное. Едва ли я слышал сухое “я люблю тебя, сынок” или худое “молодец”. Мои ошибки и успехи были никому не нужны. Редко я видел в материнских глазах неодобрение и тут же старался исправиться, угодить, докричаться – “вот он, я, смотрите!”. Моя семья не была плохой или хорошей, ее словно бы вообще не было. Просто три человека жили в одной квартире и изредка виделись...

Переломный момент наступил в четырнадцать. Все как-то резко полетело в тартарары. Я понял, что девочки меня совершенно не привлекают. Это стало для меня совершенной неожиданностью и поводом для полугодовых терзаний и еще большим уходом в себя.

Обсудить свои внутренние метания мне было не с кем. Пришлось выкарабкиваться самому, признав одну истину – родители и все мое близкое окружение никогда не узнают о том, что внутри меня. Что за равнодушной оболочкой бьется и мечется стихия чувств.

Да, я рано научился держать все в себе. Искал себе теоретического партнера, заглядываясь на симпатичных парней на улице. Пытался представить, каково это целовать мальчишеские губы? Такое сладкое сочетание предвкушения и страха перед устоявшимися предрассудками. Юношеский максимализм идеализировал все вокруг. Однако реальность была не такой уж и радужной.

Первый раз я поцеловался с парнем во время дикого пьяного угара. В памяти этот эпизод практически не сохранился. Это было в кабинке туалета, незнакомые губы были чужими и жесткими, сильно пахло алкоголем. Меня знатно шатало, сам поцелуй был нелепым и какими-то неумелым. Не помню ни имени, ни лица, ничего кроме того, что мне лапали задницу. Первый блин был комом. Зато я приобрел хороший урок – не стоит напиваться в незнакомых местах и уж тем более, целоваться с незнакомцами.

Это еще хорошо, если ваша история кончилась, как моя. В момент, когда разум протрезвел, мы разошлись, словно корабли в море. Странно, но после этого случая, я понял, что хочу получить от жизни все, что можно. Хочу дышать полной грудью и ничего не бояться. В старшей школе мне было тесно, необходимость контролировать свое поведение угнетала.

Мать смотрела на меня, поджав губы, видно догадываясь о посещении мной всяких “злых” мест. Но воспитательные проповеди уже не имели свое значение. Я устроился на подработку и сам копил на нужные мне вещи, не прося денег у предков. А по ночам таскался с “друзьями” по не самым приличным заведениям определенного круга. В то время, полное непонимания и жутких дебошей, я думал, что жизнь у меня самая хреновая, о школе даже не заикаюсь.

В шестнадцать мне посчастливилось познакомиться с Ладом Ярославцевым. На одной из пьяных вечеринок я наткнулся на парня с глазами человека, повидавшего всякого дерьма в своей жизни. Он просто сидел в самом темном углу и молча потягивал свой дешевый алкоголь.